планету. Некоторые из их кораблей, предположительно, находились в рабочем состоянии – возможно, всего один, два или лишь малая часть. Оставался единственный путь к спасению. Их мир прекратил свое существование, и они воспользовались единственной доступной возможностью, решившись на последнюю, отчаянную попытку достичь Земли. Обратного пути не осталось – им просто было некуда возвращаться.

А значит, нам остается лишь заключить, что их попытка увенчалась успехом. Мы уже вряд ли узнаем со всей достоверностью, как именно развивались события после того, как лунарианцы попали на Землю в дикие времена ледникового периода. Но можем предположить, что в течение многих поколений им приходилось жить, балансируя на грани вымирания. Их знания и опыт были утрачены. Мало-помалу они вернулись к варварскому образу жизни и на протяжении сорока тысяч лет элементарно боролись за свое существование. Но их старания не прошли даром. Они не просто выжили, а сумели сплотиться, расселиться по всей планете и достичь процветания. Сегодня их потомки владеют Землей, как они сами когда-то владели Минервой, – вы, я и весь остальной человеческий род.

Наступила долгая пауза. Когда кто-то наконец заговорил, в его голосе прозвучали мрачные нотки.

– Крис, если предположить, что все было именно так, как ты говоришь, меня все равно беспокоит один момент: если и мы, и лунарианцы относимся к минервианской линии, то что произошло с параллельной ветвью? Куда исчезла линия эволюции, которая в это время развивалась на Земле?

– Хороший вопрос. – Данчеккер одобрительно кивнул. – Согласно данным палеонтологической летописи, в период, последовавший за визитом ганимейцев, наблюдалось несколько подвижек в сторону развития человекообразных существ. Эту летопись мы можем проследить довольно однозначно вплоть до означенного момента, пятьдесят тысяч лет тому назад. В то время наиболее развитая форма земной жизни была представлена неандертальцем. Надо сказать, что неандертальцы всегда были чем-то вроде загадки. Они отличались силой и выносливостью, а по своему интеллекту превосходили и своих земных современников, и все предшествовавшие формы жизни. Судя по всему, они были прекрасно приспособлены к выживанию в условиях напряженной конкуренции ледникового периода и, по идее, должны были стать доминирующей формой жизни в последующую эру. Но этого не случилось. По какой-то странной, чуть ли не загадочной, причине они внезапно вымерли где-то между сорока и пятьюдесятью тысячами лет тому назад. Судя по всему, они не выдержали конкуренции с новым и куда более прогрессивным видом человека, неожиданное появление которого будто из ниоткуда всегда было одной из нерешенных научных тайн, – с нами, Homo sapiens!

Прочитав выражения на лицах стоящих перед ним людей, Данчеккер медленно кивнул, подтверждая их опасения.

– Теперь мы наконец-то можем это объяснить. Человек действительно появился из ниоткуда. Теперь мы понимаем, почему Земля не сохранила явной палеонтологической летописи, связывающей Homo sapiens с цепочкой более ранних человекообразных обезьян Земли: все дело в том, что человек возник не на Земле. Более того, теперь мы знаем, как людям удалось одержать такую беспощадную и безоговорочную победу над неандертальцами. Разве могли они составить хоть какую-то конкуренцию высокоразвитой расе, вскормленной военным культом Минервы?

Данчеккер сделал паузу и медленно обвел взглядом окружавшие его лица. Похоже, что все остальные были напрочь выбиты из колеи.

– Как я уже говорил, все это является чисто логическим следствием наблюдений, о которых я упоминал вначале. Других доказательств в поддержку этой гипотезы у меня нет. Тем не менее я убежден, что подобные свидетельства должны существовать. Где-то на Земле должны были сохраниться останки лунарианского корабля, совершившего последний перелет с Луны, – вероятно, погребенные под илом на морском дне или песками в одной из пустынных областей планеты. На Земле должны существовать фрагменты оборудования и артефактов, доставленных сюда крошечной горсткой переселенцев, которые воплощали собой последний оплот лунарианской цивилизации. Где именно, остается только гадать. Лично я в качестве наиболее вероятных кандидатов указал бы на Ближний Восток, восточную часть Средиземноморья или восточные же области Северной Африки. Но доказательство моих слов – это лишь вопрос времени. На этот счет у меня нет ни малейших сомнений.

Профессор обошел стол и налил себе стакан колы. Тишина в комнате мало-помалу сошла на нет, сменившись нарастающей волной голосов. Одна за другой статуи, внимавшие его словам, начали возвращаться к жизни. Данчеккер сделал большой глоток и какое-то время стоял в тишине, разглядывая свой стакан. Затем он снова повернулся лицом к остальным.

– Многое из того, что мы всегда принимали на веру, внезапно начинает обретать смысл. – Внимание публики вновь сосредоточилось на нем. – Вы когда-нибудь переставали думать о том, что отличает человека от всех прочих животных на Земле? Я знаю, что мы обладаем более крупным мозгом, более универсальными руками и так далее; но речь немного о другом. Большинство животных, оказавшись в безнадежной ситуации, сдаются на милость судьбы и бесславно погибают. Но человек, в отличие от них, попросту не понимает, что значит сдаться. Он способен призвать на помощь такие резервы упрямства и стойкости, которым нет равных на всей планете. С невиданной для Земли агрессивностью он может выступить против всего, что угрожает его существованию. Именно это качество позволило человеку подмять под себя всю природу, стать царем всех зверей, обуздать ветра, реки, приливы и даже мощь самого Солнца. Его упорство покорило океаны, небеса и тяготы космоса и временами выливалось в самые жестокие и кровопролитные периоды нашей истории. Но без этой стороны своего естества человек оказался бы таким же беззащитным, как корова на поле.

Данчеккер с вызовом обвел собравшихся взглядом.

– Итак, откуда это в нас? Такая черта не очень-то вяжется со спокойным и размеренным характером земной эволюции. Теперь мы знаем ее первоисточник: она возникла в процессе естественного отбора как мутация среди изолированных на Минерве приматов. Там она передавалась в пределах популяции, пока не стала характерной чертой всей расы. Эта особенность оказалась настолько ужасающим оружием в борьбе за выживание, что у них просто не осталось серьезных соперников. Созданный ею внутренний стимул был настолько велик, что, когда лунарианцы уже бороздили космическое пространство, их современники на Земле все еще играли с камешками.

Ту же движущую силу мы видим и в современном человеке. Люди доказали свою неуязвимость перед любыми испытаниями, которым их подвергала Вселенная. Вероятно, с момента своего первого появления на Минерве эта сила несколько ослабла; мы тоже вплотную подошли к пропасти самоуничтожения, но, в отличие от них, сумели сделать шаг назад. Лунарианцы же бросились в нее очертя голову. Возможно, именно поэтому они и не искали решения в ключе кооперации: врожденная склонность к жестокости сделала их неспособными к подобному образу