такой несправедливости. Тот вспыхнул, потом насупился.

– Перекресту, – продолжал командующий, – потому что у него есть задатки лучшего Черного гвардейца в целом поколении.

– Он-то как может провалиться? Пока что он лучший из нас, – возразила Тея.

– Только если ему сильно не повезет. Тем не менее это может случиться. Точнее, могло бы, но я этого не допущу. А третья – это ты, Тея.

– Я? – переспросила она голосом, в котором сквозило неподдельное изумление.

– Из-за твоего цвета, – пояснил Железный Кулак. – Ты можешь видеть сквозь ткань, то есть ты видишь спрятанное оружие. В обычный год я принял бы тебя в гвардию, даже если бы ты была безногой. Твои сверстники были бы в ярости, но с течением времени сами бы поняли, что ты стоишь пятерых из них, даже если бы ты вообще не могла драться. Но в этот год я не могу этого себе позволить. Если я тебя приму, а ты окажешься в ужасной форме, это будет еще одним ударом, подрывающим дух моих гвардейцев. Для нас важно знать, что мы элита. Если люди увидят, что я принимаю в наши ряды откровенно средних кандидатов, это навредит всем. А значит, бастарду и девчонке, извлекающей лишь за пределами спектра, придется научиться выглядеть не хуже остальных. Тея, до сих пор ты скрывала, на что ты способна, однако без возможности извлекать на твоем теперешнем уровне тебе потребуется везение, чтобы пройти испытательные бои. А Кип и вообще на год отстает от ведущих учеников. Так что вам обоим придется вместить в свое расписание дополнительные тренировки – за счет сна.

Хмурясь, он аккуратно закончил бинтовать левую руку Кипа и помог мальчику натянуть перчатки. Под бдительным взглядом командующего тот принялся лупить по одному из набитых опилками мешков. На тренировках они отрабатывали удары по формам в шеренгах, однако полный контакт ощущался совсем иначе.

– Не так сильно! Тебе пока еще рано, – предупредил Железный Кулак.

Кип снова принялся осыпать ударами мешок, стараясь бить быстро, но не сильно. Левой руке было больно, но в целом сжимать левый кулак было несложно. Вот разжимать его – другое дело; от этого у него каждый раз выступали слезы. Тее командующий назначил делать отжимания с хлопками. С ее худощавым телосложением вес, который она подбрасывала в воздух, был не так уж велик, но все равно она быстро устала. Тогда Железный Кулак велел ей продолжать, упираясь коленями в пол.

Затем он забинтовал и собственные кулаки, подошел к мешку рядом с Киповым и принялся тренироваться сам.

Руки Кипа болели, но где-то через десять минут ощущение перешло просто в теплоту. Может быть, они кровоточат там, под повязками? Железный Кулак сказал только, что он может начинать бить сильнее.

Кип думал о Лив. Он думал о своей матери. Думал о Призме. И по какой-то причине, хотя эти мысли никуда его не привели и не открыли ничего нового, он почувствовал себя лучше, выбивая пыль из неодушевленного предмета. Железный Кулак все продолжал и продолжал лупить по мешку. Кип последовал его примеру. Через час он уже еле держался на ногах. Железный Кулак бросил ему полотенце и сказал:

– Кип, ступай к лифту. Мы тебя догоним через минуту.

Кип вышел. Искушение подслушать было велико, но при мысли о том, чтобы вызвать гнев командующего, ему становилось не по себе. Кроме того, это было бы непочтительно. Он прошел к лифту, вытирая пот полотенцем.

Ему хотелось есть. Кажется, он был здесь постоянно голоден. У «искр» – студентов-второкурсников – и более старших курсов имелись свои комнаты для отдыха, куда, по слухам, доставляли еду в более поздние часы, а для «просветов» и «лучей» (третий и четвертый годы обучения) вообще круглосуточно. Первокурсникам, однако, такое не позволялось. Здесь все необходимо было заслужить, от доступа в библиотеку до пищи.

Кип кашлянул, и в его под-красном зрении капельки вылетели из его рта облаком крошечных белых и красных точек.

Он поднял руку… и внезапно вновь оказался в Гарристоне, покрытый зеленой люксиновой броней, с застрявшим в ноздрях запахом порохового дыма, крови, люксина, пота и страха. Тогда он тоже поднял руку – и из нее вылетели пули, разя сгрудившихся вокруг солдат. У одного оторвало щеку, его голова дернулась вбок и снова качнулась к Кипу, рассыпая зубы и капли крови. Солдат шатнулся к нему. Кип положил руку на его лоб, словно благословляя, – и выпустил пулю прямо в его мозг, так что его раскрытая ладонь оросилась кровавым всплеском.

Он был сгустком чистой воли, а те, кто ему противостоял, – не более чем шелухой, летящей по ветру где-то на уровне его исполинских коленей.

А потом он снова оказался здесь – моргающий, ошарашенный.

Все окружающее вдруг оказалось таким тонким, таким непрочным! Ложью. Неужели он всерьез беспокоился о том, что не пройдет какой-то тест? О том, что думают о нем пятнадцатилетние подростки? Смерть огромна, невероятна, неукротима, всепобеждающа, и от нее тебя отделяет лишь крошечный свинцовый шарик. Один ломтик люксина – и все вокруг будет разоблачено как глупость и мишура.

У Кипа едва хватило времени, чтобы стереть с глаз слезы – он же не плакал, откуда слезы? – прежде чем Железный Кулак с Теей вышли в коридор. Командующий взглянул на Кипа, но промолчал. Они подошли к лифту.

Кипу хотелось спросить его о чем-то, но он даже не мог облечь это в слова. Как ему это удается? Как он может убивать людей, а потом возвращаться – и оставаться собой? Как он существует одновременно в двух мирах? Железный Кулак был словно скала, прочный, неколебимый, как остров в море безумия.

Командующий провел ладонью по своей выбритой голове.

– Когда тот убийца зарезал мою мать, Кип, я держал ее в объятиях, пока в ней не иссякла последняя капля жизни, – послышался его негромкий, хриплый голос. – Я держал ее и молился так, как не молился никогда, ни до того, ни после. Орхолам меня не услышал. Я решил, что недостоин его взгляда, что он видит только тех, кто благ и велик.

Его лицо на миг исказилось эмоцией, тотчас подавленной, – скорбью? Отчаянием? Однако, когда он продолжил, его голос был ровным:

– Кип, мир не дает объяснений. Мы просто продолжаем жить.

– Как? – пискнул Кип, сознавая, насколько сдавленно и жалко это прозвучало.

– Просто жить, и все.

Кип поглядел на командующего. И это все? Ответ заключается в том, что ответа нет? Сердце упало в его груди.

Тея, не понимая, переводила взгляд с одного на другого, однако ничего не говорила, не задавала вопросов. Кип пожалел, что не может поблагодарить ее за это.

Лифт доехал до их уровня и остановился. Железный Кулак вручил Тее ключ. Его голос звучал непривычно резко, еще не вернувшись к обычному тембру:

– Каждую ночь. Мне не всегда удастся присутствовать, но я постараюсь бывать там, когда только смогу. Кип, я слышал, что тебя исключили с практических занятий. Тея, тебе тоже нужно поработать над своими способностями, хотя с твоим типом цветоизвлечения я вряд ли смогу во многом тебе помочь. С завтрашнего дня вы оба начнете упражняться в магии.

– Да, сэр.

Не зная, что сказать друг другу, Кип с Адрастеей разошлись по своим казармам. Кип помылся и сразу отправился в постель. Все его тело болело, ум был онемевшим; все в нем жаждало