Гэвин рассмеялся – и тут же понял, что она не шутит. Судя по всему, Третий Глаз так же изголодалась по сексу, как и он сам, и что-то в ее безжалостно-откровенном стиле подсказывало ему, что она могла бы стать лучшей из всех женщин, которые у него были.

– Твое «распутное поведение» отлично действует, – заметил он, – но, возможно, не в том ключе, как было задумано.

«О верховные яйца Орхолама, Каррис же тут в десяти шагах! Моя жизнь в опасности!»

Третий Глаз внимательно поглядела в небо и нахмурилась.

– Хм-м. Мне действительно казалось, что к этому времени оно уже должно было начаться… А как ты думаешь, лорд Призма, какое решение было худшим из всех, что ты принял в своей жизни?

«Ну, это просто: решение не убивать моего брата».

– Однажды я проявил жалость.

– Ошибаешься. Ты пощадил Гэвина не из жалости. И поступил бы точно так же, если бы тебе представилась возможность сделать это снова.

Она произнесла это так спокойно, что Гэвин едва не упустил смысл ее слов. А потом до него вдруг дошло – рывком; так пес, учуяв запах кролика, опрометью бросается за ним – а затем у него внезапно кончается цепь. Она сказала «пощадил Гэвина». То есть она знала и то, что он не Гэвин, и то, что он оставил брата в живых.

Воздух как будто сгустился. Стало трудно дышать. Гэвин ощутил стеснение в груди.

– Что, ты думал, что я шарлатанка? Приспосабливайся к новой реальности, Дазен, и давай перейдем к настоящему вопросу.

Не было смысла отказываться, делать вид, будто он не понял. По ее тону было ясно, что это не догадка и не ловушка, а если бы он заставил ее повторить, Каррис могла услышать. Сердце Гэвина грохотало в груди. Он сглотнул, отхлебнул вина, снова сглотнул.

– Худшим решением было то, что я так и не сказал… ей.

Гэвин был словно в тумане, в беспамятстве. Он не хотел произносить имени Каррис: та была на достаточном отдалении, чтобы их голоса доносились до нее лишь невнятным бормотанием, но звук собственного имени, как правило, слышен лучше других.

– Нет, тоже не то. Если бы ты сказал ей правду, когда она была моложе, она бы тебя разоблачила. То, что ты сделал, не было ни добрым, ни, возможно, честным поступком, но это был разумный поступок – и я бы посоветовала тебе не просить за него прощения, когда придет время открыться. Для нее проще смириться с жестокой реальностью, чем простить. Такой уж характер.

Тоже верно. Верно и глубоко. Если он скажет Каррис: «Я выполнял свой долг», это, вероятно, подействует лучше, чем «Мне очень жаль, что так получилось». Долг она понимала и чтила. И тем не менее что-то в Гэвине упрямилось, желало защитить Каррис.

– Ну хорошо, что же тогда? – спросил Гэвин.

– Я не знаю, – отозвалась Видящая. – Мне открыто не все. Я могу только сказать, чем это не является. Ты задаешь себе не те вопросы, поэтому у тебя нет надежды получить верные ответы… Ну ладно, моя задача выполнена – к сожалению, без страстных воплей и раздирания ногтями твоей спины. Осталось только две вещи. Во-первых, твои люди могут остаться. Не сомневаюсь, что они разрушат наш привычный жизненный уклад. Но, возможно, в один прекрасный день из этого сможет выйти что-то лучшее. У меня мало надежды, но я стою слишком близко, чтобы ясно видеть. Я знаю одно: выбросить в море пятьдесят тысяч голодающих людей – не то, чего требует от меня Орхолам, независимо от того, что они с нами сделают после того, как утолят голод.

– А во-вторых? – спросил Гэвин.

Это была большая победа. Третий Глаз соглашалась дать им все, чего он хотел! Однако победы не следует превозносить – их нужно закреплять и двигаться дальше.

– Во-вторых, ты потерял контроль над синим, а твой… двойник выбрался из своей синей темницы. Я бы посоветовала тебе что-нибудь предпринять в этой связи, потому что в отсутствие Призмы начинают происходить странные вещи. Сперва эти странности мелкие и безобидные, но со временем они становятся хуже.

Видящая, казалось, углубилась в свой внутренний мир.

Гэвин чувствовал, будто его раздели – и вовсе не в приятном смысле. Новости о брате, если они были правдой, означали катастрофу. Это был не просто ужасный шок, не просто страшное известие – совпадение было чересчур очевидным. Гэвин, разумеется, встроил в свою люксиновую темницу сигналы тревоги на случай чрезвычайной ситуации, но они были соединены с его покоями в башне и оповещали только тех, кто находился там. В его отсутствие это означало Марысю. Гэвин не имел никакой возможности узнать о случившемся, даже на самом смутном и подсознательном уровне. Он вложил в эту темницу огромное количество воли, использовав давно запрещенные практики, так что, возможно, до него и могло бы дойти смутное ощущение, что его воля была нарушена, но каким бы огромным талантом он ни обладал, Хромерия находилась за много лиг, через полморя отсюда.

Возможно, то, что он потерял синий, ослабило или вообще разрушило его работу. Это не могло быть просто совпадением. Одно наверняка привело к другому – но он не знал, что было причиной, а что следствием. Гэвин чувствовал, будто он зарылся под огромную гору, и чем глубже и быстрее он продвигался вперед, тем скорее вся эта масса была готова обрушиться ему на голову.

Но он не видел никакого выхода.

«Орхолам, неужели мой брат выбрался из синей комнаты? Интересно, Марыся хотя бы вспомнила, как переключиться с одной шахты на другую? Может быть, Дазен умрет с голоду… Нет… нет, я показывал ей, как это делать, много лет назад, как раз на такой случай. У Марыси превосходная память. Она сделает все правильно».

Тем не менее ему было нужно возвращаться. А это значило попасть в самую гущу всего того, что представляло для него наибольшую опасность.

– Ага! – Третий Глаз втянула носом воздух. – Вот оно.

Наморщив лоб, Гэвин взглянул на нее – и сразу же заметил ее соски. «Проклятье, Гэвин, у тебя сейчас есть заботы поважнее!» Видящая сидела откинувшись назад и обратив лицо вверх, и хотя на этот раз она не молилась, поза вновь явственно обрисовала ее затвердевшие от прохлады соски под материей платья.

Гэвин тоже понюхал воздух, чтобы понять, о чем она говорит. Ничего. Понюхал еще раз – и ощутил что-то едва уловимое.

Что-то коснулось его кожи – легчайшее прикосновение. Он поднял взгляд на Видящую: та улыбалась во весь рот, словно девчонка. Гэвин не понимал. Потом что-то снова дотронулось до его руки. Он поднес руку к лицу, но оно растаяло прежде, чем он успел его как следует рассмотреть.

«Снег?»

Сегодня ночью было прохладно, но недостаточно холодно для снега. Даже приблизительно не настолько холодно.

Теперь он чувствовал запах: знакомый, слегка минеральный, напоминающий запах мела. Синий люксин! Еще несколько снежинок опустилось на его запрокинутое лицо, на руки – с неба шел люксиновый снег.

– Синий цвет любит порядок, – сказала Третий Глаз. – Я понимаю, что ты не можешь его видеть, но каждая снежинка – синяя. Это