склад в системе Военкнижторга выглядел обособленно и существовал особняком. Вопрос разрешил несчастный случай. В спешке при посадке на электричку погибла начальница центрального канцелярского склада, который находился в Вязовке, тогда за пределами Москвы. На ее место начальником склада назначили меня. Мой склад прикрыли как-то сразу и незаметно. Я даже не помню, чтобы при его ликвидации у меня был сделан учет остатков.

На новом месте порядки были другие. Склад состоял из двух специализированных строений с эстакадами для погрузочно-разгрузочных работ с обширным двором. Здесь постоянно накапливался товар и отгружался контейнерами по военным округам. Нас, кладовщиков, было трое с солидарной материальной ответственностью, двое мужчин и одна женщина. Грузчиков было три человека от специальной организации. Работа кипела, но, естественно, никак меня не увлекала. Я еще успевал посещать некоторые лекции в институте, получал и выполнял задания, учебный процесс поддерживал. Недолго музыка играла. Мои сотрудники объявили мне недоверие. Двое на одного. В один контейнер не была вложена указанная в накладной пачка записных книжек. В пачке их было штук 700 на сумму порядка 900 р. Выходило, эту пачку украл я. Грузчики, бывшие целиком на моей стороне и мне сочувствовавшие, объяснили суть происшедшего. И очень даже просто — cherchez la femme, ищите женщину. Там и женщина-то была, хоть бы что-то видное! Единственная в нашем коллективе, она и оказалась смутьянкой. Вначале она делала недвусмысленные попытки привлечь внимание к своей особе с моей стороны. Встретив абсолютное равнодушие и явную неприязнь, она переключилась на другого, в чем и преуспела. Только я один ничего не замечал.

Доказать свою невиновность я не мог, было обидно. Думаю, в этот поклеп никто у нас не верил. Нет худа без добра! Освободили меня от рутинной работы и перевели на работу по транспорту, не такую занудную и постылую, как кладовщик. Я должен был заказывать на следующий день необходимое количество автомашин и обеспечивать подачу контейнеров под погрузку книг и канцтоваров. Вторая задача была труднее и требовала постоянного внимания и изворотливости. Контейнерные перевозки планировались за год вперед, планы подачи контейнеров не выполнялись и всегда находились под угрозой срыва, отчего напрямую зависели и месячные планы Военкнижторга, а, следовательно, и зарплата, премиальные. Становлению на новом месте я целиком обязан Грише, Григорию Георгиевичу Зарецкому. Он ввел меня в курс дела, познакомил с нужными людьми в МОСУТЭКе (управление контейнерных перевозок). Центральная контора помещалась на Нижней Масловке. Начальник управления Лычев обликом, резкими решительными манерами напоминал Зарецкого. С ним я был знаком только официально. Деловые вопросы решались с его заместителем Денисовым и обычно сопровождались дружеской выпивкой. Повседневная работа была сосредоточена в особой конторе на ул. Чернышевского (ныне Покровка), где оформлялась вся документация и согласовывалась подача контейнеров под погрузку. Дружить приходилось с начальником Копчуком и чаще с его заместителем (фамилию забыл). Деловые дружеские отношения обязательно скреплялись совместной выпивкой. Об этом приходится говорить, потому что так было принято, разумелось само собой. Благодаря этим знакомствам, уже будучи в Институте археологии, я успешно добыл контейнер для экспедиции С.В. Киселева, который забыли заказать своевременно, за год вперед.

В кабинете на Маросейке с отдельным входом от Большого Комсомольского переулка нас было трое: начальник центрального книжного склада Зарецкий, товаровед-бракер по книгам Павел Петрович и я. Отношения были дружеские. Павел Петрович был земляк, рязанский, из Касимова, и между нами иногда происходили разговоры о литературе, вспоминали Есенина. Сам он прошел суровую торговую школу, начинал с мальчиков, отданных в учение. С главным бухгалтером Петром Павловичем они были свояки по женам-сестрам и конфликтовали по поводу футбола: один был болельщик ЦСКА, а Павел Петрович — спартаковец. С Зарецким у него иногда возникала незлобивая полемика на разные житейские темы:

— И что ты, Павел Петрович, возмущаешься? Вот если вы с Коськой придете ко мне в гости и я за 50 рублей накормлю вас обедом, да еще и четвертинку поставлю (для непонятливых — это 5 рублей после изменения масштаба цен вплоть до «перестройки»).

— За 50 рублей? Ну, это ты, Зарецкий, врешь! Берет счеты.

— Так! Четвертинка — 12-75, Закуска, что на закуску? Ветчина по 150 грамм, осетрина.

— Ну вот! Тебе еще и осетрину!

— А ты как думал? Знаешь, как в старое время приказчики обедали? Была и ветчина, и осетрина, и по стакану водки-казенки — и все от хозяина. Старший приказчик выпивал стакан «смирновки» за свой счет. Мне, мальчику, водки не полагалось. Ничего! Осетрина!

Всего он накидал на счетах на сумму 98 рублей, по номиналу 60-80-х годов всего около 10 рублей.

Все бы хорошо, но передо мной стеной встал неразрешимый московский квартирный вопрос. Без видимых на то причин я понял глухое нежелание тетки продлить прописку. В это время она оставалась одна. Младший сын Алик тоже оказался в тюрьме. Может я мешал ей чем-то? Короче, жить мне стало негде, и я бомжевал. Временами я уже с утра задумывался о ночлеге. Иногда ехал в Ивантеевку к Васе Ружейникову. Но это только раза два-три в месяц переночевать. У них самих в одной комнате ютились тогда три семьи. Ночевал, где придется, только на вокзалах не ночевал ни разу. Стало невозможно поддерживать учебный процесс, и я безнадежно отстал. Успел сдать зачеты только за первый семестр. Нужда кинула меня в объятия одной женщины. И хотя я с самого начала понимал бесперспективность этого сожительства, но деваться было некуда. А прожил я с ней почти 13 лет. Большую часть этой поры я пребывал в должности кладовщика в Институте археологии, и она воображала, что там я должен был иметь какие-то левые доходы, ведь кладовщик. Ей нужны были только деньги. Какие? С кем поведешься? Об этом периоде мне и говорить не хочется.

Изменились и мои служебные обстоятельства. Ушел на пенсию старый заслуженный зам. начальника Военкнижторга Китаев. На его место пришел (был пристроен по блату?) отставной полковник Медведев. Он напомнил мне тяжелого тупого политработника с солдафонскими наклонностями, и вскоре между нами возникли неприязненные отношения. Между тем среди нас появился новый человек с непонятными должностными обязанностями. Как я понял после, это был его кандидат на мое место. Место само по себе незавидное, но для начала вполне подходящее. Меня стали тихо выживать. Дошло до того, что по надуманному поводу меня вызвали на парткомиссию,