Я выпрямился, обнимая разбитую кифару. – Ты не понимаешь меня.

– Но понять, что совершила ошибку, у меня хватает ума. Не надо было делать тебя императором.

Мать развернулась и вышла из комнаты.

* * *

Признаюсь, пару-тройку дней я ждал, что Британник придет ко мне с извинениями. Как оказалось, напрасно. Скрытые угрозы матери при этом оставались реальностью. Я не забыл ее слова о том, что можно все повернуть вспять. Как она поступит? Придет к нему и заключит союз, чтобы сместить меня? В такое трудно было поверить, ведь я – ее родной сын. С другой стороны, мою мать ничто и никогда не останавливало. Мне показалось, что я смогу смягчить материнский гнев, показав, как она мне дорога. Немного поразмыслив, я пригласил ведающую гардеробом женщину, с тем чтобы та представила мне полную опись императорских одеяний – настоящая сокровищница! Я покопался в ней и остановил свой выбор на вышитом рубинами и жемчугом платье и, сопроводив возвышенными похвалами, отослал его матери.

Я старался гнать от себя мысли о семье и сосредоточиться на государственных делах. Мне предстояли встречи с губернаторами римских провинций – Киликии, Португалии и Сирии. Отношения с Сирией всегда требовали особо деликатного подхода. Плюс ко всему в командовании армией образовались значительные дыры, которые следовало заткнуть, и как можно быстрее. Командующий основным Римским флотом, который базировался у мыса Мизен, неподалеку от Неаполя, ушел в отставку, и надо было срочно найти на замену того, кому я мог бы безоговорочно доверять. А еще я замыслил создать элитный флот – соединение, сравнимое по силе с преторианской гвардией. Новая гавань Клавдия в Остии была отлично устроена и вмещала три сотни кораблей. Но как было бы хорошо, если бы в нее могли заходить суда прямиком из Неаполя, минуя разрушительные штормы в открытом море! Например, через озеро Аверно? Только надо построить канал. Возможно ли построить такой канал? Надо было проконсультироваться с опытными строителями. Канал будет длинным – примерно миль сто двадцать, – но римские дороги, искусственные гавани и акведуки служили хорошим примером того, что римлянам это под силу. А еще, чтобы усовершенствовать для граждан Рима продуктовые рынки, я начертил план нового – Большого мацеллума на Целийском холме. Помимо этого, надо было построить общественные бани поблизости и улучшить место для состязаний на Марсовом поле. В наступающем году я стану консулом и обсужу все эти проекты с сенатом – ну или с консилиумом.

В общем, днем я был занят решением государственных вопросов, а вечера посвящал театру, танцам, сочинению стихов и музыке. Петроний с Отоном закатывали пиры, которые начинались вечером и заканчивались, когда ночная тьма уступала место рассвету.

* * *

После долгих раздумий я наконец решил, кто будет командовать флотом. Он умен, беззаветно мне предан, опытен и предприимчив. И он заслуживает вознаграждения за годы службы и дружеского ко мне отношения. Не успел я за ним послать, как он сам пришел, в очередной раз доказав, что наша дружба – не пустой звук.

У Аникета был постоянный допуск в императорские покои, но он крайне редко им пользовался. После официального признания императором я практически его не видел и очень обрадовался, когда слуга сообщил о его приходе. Аникет вошел в комнату, и, прежде чем успел поклониться, я взял его за руки:

– Мой дорогой друг, у нас, как всегда, совпали мысли. Я вот только сейчас собирался послать за тобой, но ты меня опередил.

– Надеюсь, цезарь, причина вызова не сулит ничего плохого.

– О нет. У меня для тебя есть новое назначение. Точнее сказать – повышение.

– Если в связи с этим назначением нам придется расстаться, я бы не стал называть его повышением, – сказал Аникет.

– Умеешь подольститься, этого у тебя не отнять, – улыбнулся я, дружески похлопав его по плечу. – Но от этого назначения тебе лучше не отказываться. Я хочу, чтобы ты стал командующим флотом в Мизене.

Широкое лицо Аникета дрогнуло. Он, как и все искренне преданные люди, никогда не воображал себя на каком-нибудь высоком посту, и поэтому, я в том не сомневался, его удивление было искренним.

– Я, конечно же, приму твое предложение. Как ты знаешь, в Греции, в моей прошлой жизни, у меня был богатый опыт мореплавания. Другими словами – в море я чувствую себя как дома.

– Не уверен, что ты так уж много времени будешь проводить в море. Это скорее стратегическая позиция.

– Да, но я понимаю море, корабли и моряков.

– Вот и славно – значит, я не ошибся в выборе и ты будешь для них лучшим командующим. – Я крепко взял его за локти. – Что ж, дело сделано, мои поздравления, адмирал! – Я хлопнул в ладоши и приказал слуге принести нам вино и яства, затем жестом пригласил Аникета сесть вместе со мной на диван. – А теперь расскажи, что у тебя нового.

Аникет сделал глубокий вдох, и прежде чем успел что-то сказать, в комнату вошел слуга с нагруженным освежающими напитками и лакомствами подносом. Мы с Аникетом сами его разгрузили, и я отослал слугу, чтобы можно было поговорить наедине.

Как же было хорошо снова увидеть Аникета. Мы, как это часто бывало, говорили обо всем подряд. Я рассказал, как случайно стал свидетелем похоронной процессии Александра Гелиоса и поделился мыслями, которые крутились тогда у меня в голове.

– Знаешь, в тот момент я поклялся, что никогда не забуду его слов о моем будущем.

– Агриппина Августа, – возвестил стоявший у дверей слуга.

Я хотел распорядиться, чтобы ее отослали – я бы принял ее позже, – но она уже возникла на пороге и вошла в нетерпении меня увидеть, вся – словно вихрь и воплощенное высокомерие, наигранно обмахиваясь бесполезным в январе веером. Но, увидев Аникета, сразу скисла.

– О боги, ты все еще с ним общаешься? Это реликт из твоего детства; помнится, в ту пору у тебя еще не было достойного учителя.

Угли в жаровне неподалеку от дивана давали хорошее тепло, но щеки у меня покраснели, и не от их жара.

– Ты говоришь о новом командире флота, – объявил я, вставая. – Аникет Греческий – адмирал и мой друг, которому я целиком и полностью доверяю.

– Сделал адмиралом вольноотпущенника? – презрительно скривилась мать.

– Уверен, он будет отличным адмиралом, – подтвердил я.

– А я уверена, что назначение свидетельствует о том, что ты некомпетентный император. Ты не соответствуешь своему званию!

– Говорят, мудр тот отец, который знает свое дитя. – Я с улыбкой повернулся к Аникету. – И неразумна мать, которая не знает своего.

– Греческий раб забыл свое место! –