И если рассматривать такое развитие событий, при котором это произойдет в ближайшем будущем, всерьез, то разумная тактика оппозиции состояла бы в том, чтобы требовать отмены выборов и переговоров с властями. Это в итоге привело бы граждан на избирательные участки, но не сразу, а после удовлетворения некоторых базовых требований и по совершенно иным правилам.

Для реализации такой повестки дня было бы и правда полезно создать коалицию оппозиционных сил, как это было сделано летом 1989 года в Венгрии. В то время венгерские оппозиционные группы были слабыми, конфликтовали между собой, придерживались различных взглядов: не только либеральных, но и националистических, и умеренно левых. Власти пытались обратить разрозненность оппозиции в свою пользу, но оппозиционеры приняли решение о создании «Оппозиционного круглого стола» и выдвинули требования к властям солидарно, оставив разрешение собственных разногласий на тот момент, когда им придется отстаивать свои позиции перед избирателями в ходе честной избирательной кампании. Эта стратегия оказалась вполне успешной.

Таким образом, единство оппозиции может приобрести критическое значение в том момент, когда она действительно вступит в политический процесс, начнет выдвигать требования к власти не декларативно, а с обоснованным расчетом на их полное или частичное выполнение. При этом важно избежать двух возможных (и, к сожалению, весьма высоко вероятных) проблем. Во-первых, у тех оппозиционных групп, которые получат возможность взаимодействия с властями, будет сильный соблазн подыграть властям, представляя других оппозиционеров как безответственных маргиналов. Во-вторых, у этих других оппозиционеров будет сильный соблазн обрушиться на взаимодействующую с властями фракцию как на предателей, «марионеток Кремля» и т. д.

Полностью устранить эти соблазны, на мой взгляд, не удастся. Они практически неизбежны. Однако надо понимать, что если развитие событий внутри оппозиционного лагеря пойдет по этому пути, то по делу демократизации в России будет нанесен колоссальный удар. Избежать этой проблемы можно на основе правильного понимания ситуации лидерами демократического движения. На это можно лишь надеяться. Однако если проблема будет решена, то ее решение откроет путь к формированию общего набора требований оппозиции.

4.6.1 Цели оппозиции

Начать следует, очевидно, с той формы неконфликтного взаимодействия между властью и оппозицией, которая является наиболее важной и результативной с точки зрения воздействия на процесс принятия решений, – переговорного процесса. Тут следует сразу же констатировать, что до этого в России еще очень далеко – если не хронологически (мы не знаем, что день грядущий нам готовит), то, выражаясь по-научному, структурно. А если попросту, то российская власть не испытывает ни малейшего желания вступать с оппозицией в переговоры, поскольку безраздельно верит в свою способность победить ее репрессивными методами, а у оппозиции нет никаких средств, которые побудили бы власть изменить эту установку.

При этом совершенно несомненно, что если оппозиция расширит свое влияние, то ее выход на переговоры с власть имущими – с властями в целом или с какими-то фракциями правящего класса – станет и желательным, и даже неизбежным. Не вдаваясь в детали, хочу в связи с этим выделить один момент, который может приобрести существенное значение в будущем. Переговорные процессы лишь в редких и исключительных случаях носят полностью открытый характер. Это – своего рода дипломатия. Во-первых, как и всякая дипломатия, хорошие переговоры требуют тишины. Во-вторых, переговоры обычно заканчиваются компромиссами. Обе эти особенности бросают оппозиции серьезный вызов, причем источник вызова – внутри самого оппозиционного движения. Любое его переговорное взаимодействие с властями становится источником проблем между лидерами движения и его активом.

Активисты – важнейший ресурс, на который лидеры оппозиции могут опереться в борьбе за власть. Но когда достижение этой цели начинает маячить на горизонте, то взгляды лидеров и актива зачастую расходятся, причем это расхождение заложено в самой природе массового политического движения. Ведь активисты приходят в политику, движимые идейными, нередко – вполне альтруистическими соображениями. Часто они не хотят власти для себя, стремясь лишь к уходу тех, кому она уже принадлежит. Лидерам, естественно, этого недостаточно.

Поэтому активисты, во-первых, крайне болезненно относятся к любым теневым контактам лидеров движения с представителями правящих кругов. По этому поводу они испытываю чувства сродни ревности, ощущают себя обманутыми. Во-вторых, среди активистов обычно много людей, ценящих политическую борьбу как таковую, но совершенно не ценящих компромиссы, расценивающих их как предательство.

В условиях массового движения это противоречие между лидерами и активом разрешается сравнительно легко – за счет того, что лидеры могут опереться на рядовых сторонников движения, которые участвуют в его работе, но не с такой степенью вовлеченности, как активисты. Отличие нынешней российской ситуации – в том, что массового движения нет. Более того, нет и сколько-нибудь значительного политического актива внутри страны. В качестве его суррогата выступают группы поддержки в соцсетях, где сильная идейная приверженность целям оппозиции не сочетается со сколько-нибудь серьезным практическим участием в ее деятельности. Возможно, в истории не было более бескомпромиссных наблюдателей политики, чем политически ангажированные пользователи соцсетей.

Эти довольно очевидные соображения стали актуальными в свете скандалов, развернувшихся в 2023 году вокруг писем в поддержку снятия западных санкций с некоторых находящихся за рубежом российских бизнесменов. Сами по себе эти эпизоды представляются мне незначительными. Понятно, что гнев Кремля в отношении потенциальных «изменников» пугает их гораздо больше, чем санкции Запада. Ставки куда выше. Покуда это так, «раскола элит» снятием индивидуальных санкций не достичь. Однако сама идея о наведении мостов между оппозицией и какими-то – пусть на первых порах и периферийными – группами правящего класса не кажется мне ошибочной.

Худшим моментом этих скандалов были не содержание, а способ аргументации, который возобладал, встретив горячий отклик в соцсетях. Это была типично активистская реакция, в центре которой оказалась не ошибочность тактики, а как раз то, что ошибкой не было. Ведь это была пусть робкая и предпринятая с негодными средствами, но все же попытка неконфликтного взаимодействия с какими-то игроками, которые, предположительно, могут влиять на власть. Разумеется, круг таких игроков не исчерпывается находящимися за рубежом крупными бизнесменами. Однако боюсь, что любые попытки взаимодействия оппозиции с обладающими сходным потенциалом группами, находящимися внутри России, вызвали бы гораздо больший по масштабам шквал возмущения в соцсетях.

Разумеется, оппозиции нужно сформулировать какие-то требования, которые можно было бы выложить на стол уже на первой встрече с представителями властей. Набор таких требований, который сейчас можно найти в выступлениях большинства лидеров оппозиции, не является достаточно конкретным. Основной упор делается на две меры, которые, строго говоря, трудно даже охарактеризовать как политические: переход к парламентской системе правления и федерализацию. В действительности эти идеи относятся не к политической жизни общества, а к институциональному