Ужасно, как сильно он начинает нервничать, когда ему кажется, что между кем-то из нас возникли разногласия. Точно так же он терпеть не может ехать сзади один. Ему просто необходимо, чтобы семья была едина.

– Я его не избегаю. Просто он сейчас внизу, а я здесь, наверху.

Он смеривает меня взглядом.

– Верно.

Он выходит в коридор, а я снова смотрю на фото. В этом безымянном мужчине что-то кажется мне знакомым, но я не могу понять, что именно.

– Рэйвен, ты ведь знаешь, что Мэддок не скрывал от тебя что-то намеренно, правда?

Я пожимаю плечами и перелистываю несколько страниц.

– У него было полное право на это, Кэп. Никто никогда не говорил, что вы должны делиться своими секретами. Да мне пофиг.

Кэп наклоняется передо мной, вытаскивает у меня из рук ежегодник, и я поднимаю взгляд.

– Я серьезно, не может быть никаких «мне пофиг», если ты чувствуешь себя за бортом. Когда мы залезли в домик и забрали свидетельство о рождении, ты еще не жила с нами, мы еще только узнавали друг друга, так что мы были не готовы этим поделиться. Мэддок не из тех, кто может позднее остановиться и подумать о том, что надо бы восполнить пробелы.

– Я знаю, какой он, – я смотрю ему в глаза. – Не надо ничего за него сглаживать.

– Я просто хочу удостовериться, что он не облажается. Ты говоришь, что для тебя это все в новинку и ты не знаешь, как со всем справиться. Ну так и для него тоже, он тоже не знает. Он не всегда будет говорить правильные вещи и, возможно, вообще постоянно сначала будет делать все неправильно. – Я смеюсь, он улыбается, но его глаза остаются серьезными. – Ты должна знать, что он всегда будет чувствовать себя побитым, когда будет расстраивать тебя, даже если этого не покажет.

В моей груди разливается тепло, и я на секунду отвожу взгляд, прежде чем снова встретиться с ним глазами.

– Ага, и откуда же ты это знаешь? – подначиваю я с легкой улыбкой.

Он пронизывает меня взглядом.

– Потому что я чувствую это, и ты не моя.

Кэп встает, я слежу за ним глазами.

Он подает мне руку, и я встаю.

– Я же говорил тебе, – шепчет он, сжимая мою ладонь, – ты нам подходишь.

В его светлых глазах я вижу, что он говорит искренне.

– Я чувствую себя ужасно неловко, знаешь ли, – говорю я ему.

– Почему?

– Из-за заботы, – шепчу я. – Я не прям ее фанат.

Он усмехается, я подавляю улыбку.

– Еда готова.

Я поворачиваюсь и обнаруживаю Мэддока, стоящего в коридоре прямо за дверью. Руки он засунул в карманы.

Я киваю, отпускаю руку Кэптена, и мы оба обходим Мэддока, но он нежно подхватывает меня под локоть, останавливая.

Я вижу в его взгляде напряжение, и он вздыхает, прислоняясь спиной к стене. Он тянет меня к себе, и я охотно прижимаюсь к нему.

Ладонь Мэддока гладит меня по щеке, а его большой палец касается пореза на моей губе.

Меня застает врасплох его внутренняя борьба, которую я чувствую в его осторожных прикосновениях.

– Стоит только одной ране зажить, как появляется другая. – Его глаза встречаются с моими, и я вижу в них страдание, которое он пытается скрыть.

– Именно так все и работает в моем мире.

– Но твой мир теперь наш, – поправляет он, поднося губы к моему лбу, а потом опуская к моим губам. – А в нашем мире это неприемлемо.

– Правда? – дразню его я, и его ладонь скользит по моей спине, надавливая на позвоночник, чтобы прижать меня ближе. – Так ты готов поделиться своим миром, но не своим разумом?

– Мой разум – довольно темное место, детка.

– И?

Его губы скользят по моим, а потом он отступает и отпускает меня.

– А ты боишься темноты.

* * *

Я смотрю на Кэпа, который сидит рядом со мной на диване, пока Ройс с Мэддоком заканчивают прибираться на кухне.

– Что я пропустила насчет мамы Зоуи?

Он отвечает, ни секунды не колеблясь:

– Перкинс был помолвлен с ее мамой.

Я поворачиваюсь к нему:

– Прости… Что?

– Он годами доставал нас, постоянно ныкался по углам, следя за нами, все время срывал наши разборки, сливая информацию о нас каким-нибудь людям, и мы хотели знать почему. – Он морщит лоб и отводит взгляд. – Мы решили, что наш единственный способ добраться до него – заполучить ее. – Он снова смотрит на меня. – Мы знали, что все будет выглядеть правдоподобно, только если притворяться буду я.

– А потом все стало по-настоящему, – предполагаю я, всматриваясь в его лицо. – Ты ее любишь?

Он бросает на меня полный злости взгляд.

– Она, мать ее, спрятала от меня моего ребенка.

– Ага, – я киваю. – Я знаю, но я спросила не об этом.

Он качает головой, поднимая глаза к потолку:

– Я никогда ее не прощу. Никогда. Слишком много всего произошло. Даже если бы она была больна и умирала или заявила бы, что ее вынудили сделать это. Ничто не заставит меня забыть или простить то, что она отдала ни в чем не повинного ребенка, который рос внутри ее девять чертовых месяцев, и ничего не сказала мне. Ничто.

Я откидываюсь на подушку.

– Я понимаю. Когда Коллинз угрожал мне лишить мою мать жизни, мне было плевать. Да мне и сейчас плевать, – я закидываю голову назад, чтобы посмотреть на него, и он делает то же самое. – Абсолютно.

– Учитывая все, что я знаю, я не вижу в этом ничего плохого, Рэйвен.

– Ага. Так забавно. Я прожила с ней всю свою жизнь, и мне абсолютно похрен, как она закончит, а с вами, парни, я знакома всего пару минут, но когда Коллинз произносит ваши имена не тем тоном, я теряю контроль. Перед глазами все становится красным, и я готова задушить этого мудака его же идиотским ремнем из кожи аллигатора.

Кэп смеется и слегка ударяет мое колено своим.

Я на минуту задумываюсь над тем, что сказала, а потом спрашиваю:

– Все говорят, что дети любят родителей, несмотря на все дерьмо, что те творят, и в конечном итоге любят их, даже если сами того не желают. Но это не про меня. Это делает меня больной? То, что мне плевать на собственную мать и ее смерть, но я прихожу в бешенство от одной только мысли, что кто-то может навредить вам?

– Нет, – доносится до меня голос Мэддока. Я поднимаю голову и вижу, что они с Ройсом входят в комнату, чтобы присоединиться к нам. Он опускается на пуф передо мной. – Это не делает тебя слабой. Это делает тебя Брейшо, – шепчет он, и у меня в груди все сжимается.

Семья – это не только общая кровь.