— Нет… Но я обещаю, что поговорю с ними. И полицмагия больше никогда ничего о них не услышит, — и добавила, прерывая Войцеха, который хотел было что-то возразить. — За все надо платить, молодой человек! Особенно за чрезмерное любопытство! Приворот — не преступление века. Расхлебывать его Настасье. Ну и до этих троих откат доберется. Жизнь сама все расставит на свои места, без участия полицмагов.

Войцех понурился.

— Меня и так начальство из-за… — он покосился на Гошу, — ваших внучек замотало… Если вся эта идея с кольцом не выгорит, мне отставка грозит. А тут еще и ведьмы эти… Шефу вдруг приспичило поймать их.

— Все получится, — сказала бабушка так, что ей сразу все поверили, включая Войцеха. — Печать ахногена поверх гипноза имеет большую власть над человеком. Не каждый сможет справиться с ней. А старый маразматик, если и был когда-то силен, то все силы растратил. Давно пора ему на… Куда вы там его отправили?

— Ассенизатором.

— Самое место… А про Кауфмана я узнаю… И, Николаша, снимай защиту с квартиры. Ни к чему она больше. И вот еще что. Я пробью тебе канал связи до столицы — слушай эфир. Раз мы такое дело затеяли, негоже нам пребывать в неведении.

Бабушка на секунду замерла и потом повторила:

— А про Кауфмана я узнаю.

Действие пунша заканчивалось, и Клара торопливо сказала:

— Бабушка. Профессор Кравцов просил передать…

— Да?

— Что он всегда любил тебя.

Бабушка замерла, и на ее лице застыла одухотворенная улыбка, которая светилась любовью и нежностью, так не свойственными Гретхен фон Райхенбах.

Глава 22. Вести от Иннокентия

Во время обряда Войцех поплыл практически в самом начале — голова закружилась, и он провалился в воронку, открывшуюся в его сознании. Помнил только, как начала Гретхен — старухой ее назвать у него теперь язык не поворачивался — говорить низко и протяжно, так что каждое слово проникало в него, как воздух, и, как шампанское, било в голову:

“Как мать быстра Урал-река течет,

как пески с песками споласкиваются,

как кусты с кустами свиваются…”

Войцех почувствовал, что его сознание отключается, и усилием воли сосредоточился.

“Есть нежить простоволоса,

и долговолоса,

и глаза выпучивши…”

Как только Клара начала говорить то же самое, Войцех отключился окончательно, и проснулся уже от того, что Гоша легко похлопывала его по щекам.

— Ну что, раб божий? Отлегло? — спросила она, когда он очнулся.

В ее глазах — прозрачных, как болото в ясный августовский день, подернутое ряской — плескалось беспокойство и задорные смешинки. Он прислушался к себе и улыбнулся.

— Да, кажется, отпустило.

Но смотреть в эти глаза ему было все равно приятно.

Прошло уже два дня, а он все думал о ней, но уже не так, как раньше. Мысли не гноились неясной тоской, не завивались удушливыми пиявками. Теперь они не доставляли ему боль и страдание, как раньше. Наоборот, в душе его было тепло и светло, и хотелось думать о Гоше еще.

Как только Войцех проснулся, еще в больнице, но уже здоровым, Павлыч сказал:

— Как все начнется, ты узнаешь, а потом я сам тебя найду. Настаивай на домашнем аресте своих дам, для их же безопасности. Прикрытие сверху я тебе обеспечу.

И он и правда обеспечил — шеф легко согласился с мерой пресечения. Однако три дня спустя, когда Войцех уже пришел в себя после обряда, строго сказал:

— Только неделя у тебя, Загорски! Если через неделю ты не объяснишь мне все, а особенно, с какого боку тут Чистяков, три шкуры с тебя сдеру. Понял?

— Так точно.

— А пока займись этими… ведьмами… А то распоясались…

Войцех вздрогнул. Шеф сказал словами Гретхен. Случайно или …? Если выяснится еще что и он тоже с Гретхен был знаком, будет даже не удивительно. В любом случае он взял себе на заметку это «распоясались».

— Есть разобраться, товарищ майор!

И он занялся. Подключил всех свободных от работы сыщиков и оперативников, поднял городские базы по жителям, списки и адреса. Посадил регистраторов все фиксировать. И отделение полицмагии наводнили женщины — все сплошь Евдокии и Марчеллы. Их записывали в гроссбух, заводили в кабинет по трое, и Войцех просил приподнять юбки до колен. Он внимательно смотрел на ноги, и некоторых просил почитать “Гражданский кодекс”.

Женщины возмущались, смеялись и строили глазки, а одна бабуля повернулась, задрала подол и продемонстрировала зад в панталонах в розовый цветочек.

— На, сынок, полюбуйся… Ну шо? Годится?

Войцех, с каменным лицом, невозмутимо проводил опознание. Он старательно вглядывался в ноги женщин, просил их сесть, скрестить ноги, вытянуть их, подобрать под себя… А потом неизменно говорил:

— Следующие.

На самом деле “свои” ноги он увидел еще до обеда. Евдокия оказалась полной и добродушной с виду рыжухой, с мясистым носом, улыбчивым ртом и пытливым взглядом, за который никак было не уцепиться, но как только Войцех отворачивался, то чувствовал его на себе. Он запомнил ее. Как учили в академии. Чтобы потом воспроизвести портрет во всех подробностях. А потом так же спокойно сказал:

— Следующие.

На ноги Марчеллы смотреть было приятней, чем на нее саму — лицо хоть и с правильными чертами лица, но злое, отталкивающее. Она презрительно вздергивала брови и кривила лягушачий рот. Появилось устойчивое ощущение, что она чем-то больна и может быть заразной. И Войцех брезгливо сказал:

— Следующие.

Войцех держал слово. Войцех умел быть благодарным. Войцех платил по счетам.

К вечеру из кабинета выглянул шеф, и увидев очередь из взволнованных женщин, приказал Войцеху зайти к нему.

— Это что за цирк?

— Ищу подозреваемых, товарищ майор. По вашему распоряжению. Евдокии и Марчеллы осмотрены, опознанные отсутствуют. На очереди Евдокеи и Авдотьи, Маркеллы и Марселлины.

— А если не найдешь?

— Тогда буду смотреть производные от этих имен.

— Прекращай. Это могут быть не настоящие имена. Их, может, зовут Катей и Любой, а ты носом роешь, шум подымаешь, полицмагию на посмешище выставляешь… Давай, Зигорски!.. Прекращай!.. Передай все, что нашел и свой рапорт Нарымову, пусть он занимается, поаккуратней… У него опыта побольше.

— Есть.

Только Войцех повернулся к выходу, как голодное око на столе шефа ожило и уставшим голосом произнесло:

— На волне «Правительственный дайджест», специальный выпуск новостей. Обращение председателя правительства Пьетро Шляйфмена к жителям всех четырех губерний в прямом эфире.

Войцех замер. Шеф подсел ближе и сделал знак Войцеху подойти.

— Граждане Объединенного Государства, — произнес дрожащий от напряжения гнусавый голос председателя. — Сообщаю вам, что я… — он запнулся и после долгой паузы продолжил. — Сообщаю