Никто не обращал внимания на льющийся с неба дождь, все затаили дыхание. Столкнулись двое, не привыкшие отступать, всегда добивавшиеся своего.

– Проклятье, – прошипела я и отошла от окна. – Пора уходить.

Я обернулась к стене со старым оружием, но два серповидных клинка исчезли. И точно так же, как вспоминала проход через Двор глициний, я вспомнила, как снимаю их со стены, и ощутила радость от тяжести их веса в моих руках.

– Она забрала оружие.

«Откуда ты знаешь?»

– Я… я помню, как это сделала, хоть меня там и не было. И помню, как уходила, и… – Я попыталась заглянуть дальше, но чувствовала лишь дождь и ветер, обжигающие лицо, и счастье вновь обретенной свободы. – Она на лошади. Думаю, скачет на север, но не уверена. Проклятье, Она могла двинуть куда угодно и уже проскакала много миль.

«Тогда нам лучше уйти отсюда».

Я вытянула из остатков когда-то богатой оружейной коллекции дубинку, украшенную изящной резьбой. Она не выглядела тяжелой, но сразу упала на пол, потянув за собой мою слабую руку. Пришлось поднимать дубинку двумя руками, и, прижимая ее к себе, как ребенка, я вернулась к окну.

Те двое, как ни странно, продолжали переговоры, хотя гвардейцы иеромонаха окружили их еще теснее, оружие угрожающе поблескивало в свете факелов.

– Что значит «их больше у тебя нет»? – взревел иеромонах сквозь стук и хлюпанье тяжелых дождевых капель.

– Я говорю, что Ходячая смерть номер три сбежала. Сегодня вечером госпожа Мариус нас покинула, и мы пока не можем ее вернуть.

Иеромонах рассмеялся.

– Перехитрила шлюха, ну ты и умник. Я забираю императрицу и для надежности обыщу дом.

– Что ж, хорошо, – согласился Знахарь и отстранился, пропуская их.

Я не могла поверить своим глазам. Чего ради бог, которого невозможно напугать и убить, уступает тому, кто угрожает и отказывается от заключенной сделки?

«Ты не слишком наблюдательна».

– Заткнись, – прошипела я. Солдаты уже двинулись через двор. – Мне нужно подумать. Нужно отсюда бежать.

«Все дело в Саки».

– Что-что?

«Это из-за Саки. Он все отдаст, чтобы ее защитить».

– Не вешай мне на уши эту романтическую лапшу, – сказала я. – Он бог, а она просто девушка и даже не говорит, она…

«Она способна одной рукой вынуть душу из тела. И без особых усилий. А этот человек изучает устройство души. Пусть он и направлял те испытания, которые проводили с тобой, но что он мог бы сделать сам, без нее?»

Я пристально смотрела во Двор глициний. Первые солдаты, миновав Торваша, уже вошли в дом, а он лишь стоял, пропуская их. И никаких внезапных действий, ни единой попытки остановить – ничего. Бесстрастное и красивое лицо не выражало ни движений сердца, ни сострадания, ни души. Он не собирался драться за нас.

«Кочо говорил мне, что Саки – единственная в своем роде, подобных ей Торваш никогда не встречал. Таких, как ты, он еще найдет. И таких, как я. Мы просто цифры в его длинном списке».

По дому загремели шаги. Они заглушали дождь и голоса – все, кроме подкравшегося страха, который не отогнать. К чему бежать? Они все равно погонятся. Зачем сражаться? Пусть я убью сотню, и все же найдется один, кто убьет меня.

«Вот как? Ты собралась сдаться?»

– Ты же хотела смерти.

«Да. Умереть, но не стать заложницей, не позволить себя использовать, не превратиться в оружие против моего народа. И если все так плохо, если выхода нет, тогда убей нас обеих. Убей сейчас, пока еще не слишком поздно».

Она права. Умереть лучше, чем оказаться во власти иеромонаха. Но хотя я приняла эту мысль, меня захлестнула новая волна гнева. Как он посмел так меня испугать? Как он посмел не оставить мне выбора? Я лучше умру, чем позволю себя забрать, но я умру, разбив его череп, а не свой.

Бежать времени не осталось. Они шли, их выкрики и шаги заполняли дом. И в любой момент кто-то мог заметить фонарь и войти. Что ж, тогда я буду готова. Я вцепилась обеими руками в дубинку, только усилие воли удерживало меня на ногах.

– Ну, давайте, – пробормотала я. – Попробуйте взять меня.

В коридоре показался солдат, он шел быстрым шагом, явно намеревался заглянуть и скорее уйти. Но он пнул фонарь, и тот заскользил по деревянному полу. Солдат встрепенулся от этого звука, замешательство на его лице сменилось чем-то вроде веселья. Он улыбнулся – как ребенку, пытающемуся надеть большие отцовские башмаки.

– Собралась ударить этим меня? – спросил он, и я сообразила, что без мантии, короны и трона императрица Хана была маленькой безобидной женщиной со светлыми кукольными кудрями.

Я шагнула назад.

Широко улыбаясь, солдат двинулся к нам. Оглянулся через плечо только раз, словно думал позвать остальных, но зачем делить с кем-то женщину? Он неспешно приблизился.

– Лучше бросьте это, ваше величество, – сказал он. – А то вдруг поранитесь, а его святейшество не хотел, чтобы вы сильно поранились, разве что чуть-чуть.

Соглашаться мне не хотелось. Да, могу и пораниться, но он умрет, и тогда это будет неважно. Вот только дубинка – не то оружие, что нам нужно.

Солдат остановился близко, но вне досягаемости, и развел руками.

– Ну, что же вы?

Он согнул колени, готовый шагнуть, отшатнуться или броситься и сбить меня с ног, но думал, что имеет дело с испуганной императрицей, а не с убийцей.

Я шагнула, сделав вид, что сейчас замахнусь, а вместо этого ткнула его дубинкой в живот, как кулаком. Воздух шумно вырвался из его легких, и, когда он сложился пополам, я ударила ему дубинкой в лицо. Хруст ломающегося носа прозвучал как благословение, превзойденное только треском черепа, когда я размозжила ему висок. И еще до того, как он свалился на пол, раздалась тоскливая песня смерти.

Бросив дубинку на пол, я упала перед ним на колени и коснулась залитого кровью лба. Он был мертв и взывал ко мне, но… я никак не могла им воспользоваться. И куда бы я ни прижимала руку, я по-прежнему оставалась в теле императрицы.

«Что не так?»

Я смотрела на разбитый череп, истекающий кровью в свете опрокинутого фонаря. Везде по дому грохотали шаги.

– Он зовет меня, но я не могу… Знахарь прав. Ты не можешь поместить меня в мертвеца. И сама я не могу себя переместить. Могу только тебя. Ты должна, соглашайся.

«Как? Нет! Я не знаю, что делать!»

– А ты думаешь, я знаю? Просто выведи нас отсюда.

«Погоди, как же я…»

Я опять прикоснулась к телу. Императрица Хана перетекала не так легко, как Она, но все же перетекала. Медленно и липко, как патока, цеплялась, пытаясь задержаться. Однако она ушла, скользнула сквозь мою руку, как и Она – в Кое или на склоне холма, где мы с Ней в первый раз разделились.

Шаги приближались.

– Касиус! – позвал кто-то, но в темном дверном проеме показалась не единственная фигура. Два человека переводили взгляды с тела на меня, стоявшую рядом с ним на коленях, но мертвый солдат шевельнулся прежде, чем они успели заговорить. Его пальцы дернулись, ноги зашевелились, и императрица, заключенная в теле солдата, неловко встала, глядя вниз, на руки. Большие, сильные руки с крупными кулаками. Неважно, что по виску все еще текла кровь.

– Потрясающе! – произнесла она низким мужским голосом, рассмеялась, услышав его звучание, и посмотрела на меня – один глаз широко открыт, а другой превратился в кровавое месиво. – Ну, где эта дубинка? Уходим отсюда.

Она подобрала дубинку раньше, чем я успела ответить, и, все еще смеясь, зашагала к двоим вошедшим. Удар дубинки размозжил лицо первого солдата, челюсть раскололась, как яичная скорлупа, и он, обливаясь кровью, рухнул наземь.

– Что за хрень, Касиус? – второй солдат потрясенно переводил взгляд с императрицы на того, кого она только что убила, чья кровь и мозг смешались на полу галереи. – Мы же свои, друзья.

– Разве? – мужским голосом сказала она. – Как жаль. И кто из нас решил, что нападение на мирный дом ученого – хорошее дело?