привела меня сюда, утонула в панике, и, раздавленная всей тяжестью боли императрицы Ханы, я опустилась на пол и застыла в оцепенении, глядя на пылинки, скользящие в лучах света. Она ушла. Я ушла. Мое тело, единственное, какое я знала, сильное, крепкое, ловкое и здоровое, – исчезло. Я догадывалась об этом с той минуты, как Кочо вышел искать Ее, понимала, но признать не хотела – после всех этих лет Она победила и похитила мою плоть, а меня оставила нежеланным гостем в этой изломанной оболочке.

К шуму бури примешивались шаги, в комнату вбежал Лечати.

– Кажется, мы полностью окружены, – запыхавшись, сказал он. – Но, возможно, нам еще удастся выбраться через лунные ворота и сад, хотя если ее величество не в силах идти, это может оказаться…

– Никуда я не пойду без моего тела, – объявила я. – Она не могла уйти далеко. Я это чувствую.

И я правда чувствовала Ее, с уверенностью скалы, которую не могли разрушить ни паника, ни боль.

Лечати продолжил, как будто я ничего и не говорила:

– Если придется нести ее, это сильно усложнит побег и задержит в пути.

– Меня никто не понесет, потому что я не иду, – возразила я и для убедительности ударила его по ноге кулаком.

Молодой человек зашипел и схватился за пальцы ноги, балансируя, чтобы не упасть, и ругаясь на своем родном языке.

«Госпожа Мариус! Ты сейчас в моем теле, и хотя я, кажется, какое-то время вынуждена буду тебя терпеть, прошу помнить, что, глядя на нас, люди видят не вульгарную шлюху, а императрицу Кисии. Веди себя соответственно».

– Чушь собачья! – рявкнула я. – Пока я тут главная, буду делать, что захочу.

Вспышка гнева ослепила меня, и я не успела помешать императрице произнести вслух:

– Госпожа Мариус желала бы принести извинения за недостойное поведение, но не в силах сделать этого из-за некоторых проблем, поэтому я должна выразить сожаление от ее имени. Но, хотя я не одобряю ее манер, соглашусь с утверждением, что мы никуда не уйдем без тела госпожи Мариус. Подобное положение заставляет меня желать смерти более, чем моя болезнь. Уберите ее из моей головы.

Последнее было адресовано Знахарю. Он ответил, как обычно невозмутимо:

– Я пытался всеми известными мне способами водворить Ходячую смерть номер три назад в ее тело, но безуспешно. Саки тоже ничем не может помочь. Вероятно, вторая душа Ходячей смерти номер три неспособна преодолеть сдвиг, случившийся в момент вашей смерти.

– Значит, я опять должна чуть ли не умереть, чтобы избавиться от нее? – спросила императрица и поморщилась, поднимая нас на ноги.

– Нет, – сказал Знахарь. – Не «чуть ли. Вы действительно умерли. Но если мое предположение относительно механики странствий смерти верно, чтобы снова произошел переход, при смерти должен оказаться кто-то другой. И уйдет в то тело не госпожа Мариус, а скорее вы.

– Я?

– Да, поскольку это она – Ходячая смерть. Она может перемещать вторую душу из тела или в него, а вы – нет. Впрочем, это просто моя теория, и я очень надеюсь в дальнейшем ее проверить. Потому я прошу вас вместе с Лечати и Саки идти к Двери.

– Нет.

Он поднял точеные брови.

– Нет?

– Нет. Вы толкуете о возможностях и предположениях. И вы также допускаете возможность, что меня вышвырнут из моего тела и я окажусь в шкуре неизвестного человека. Это неприемлемый результат. Мы разыщем тело госпожи Мариус.

– Вы, похоже, решили, что это тема для обсуждения, – произнес скучающим тоном Знахарь, несмотря на то, что Лечати нетерпеливо переминался с ноги на ногу, постоянно оборачиваясь и глядя в глубину темного коридора. Он разинул рот, но не сказал ничего, а его хозяин ответил императрице Хане тем же властным императорским тоном: – Вы не можете здесь остаться.

– Да, вы правы, это не обсуждается, – согласилась она, и я упивалась триумфом, озарившим ей душу. – Остаться я не могу. Я иду искать тело госпожи Мариус, и никто меня не остановит.

Снова послышался топот бегущих людей. Знахарь посмотрел на вновь прибывших – двух служанок-кисианок, которых я уже видела в доме.

– Они во Дворе глициний, хозяин, – сказала одна.

– И еще одна группа в саду, – добавила вторая.

Их слова пробудили воспоминания – вымощенный камнем внутренний двор, залитый дождем и усыпанный опавшими лепестками. Я бежала под укрытием сплетенных ветвей, каждый шаг отдавался всплеском – таким громким, что кто-то непременно меня услышит, закричит, погонится…

«Костыли – это боль, но если ими может пользоваться Кассандра, то смогу и я».

– Она ушла через Двор глициний! – закричала я. – Кайса!

Одна служанка что-то говорила. Она умолкла, поглядела на меня и продолжила:

– Он требует вас, хозяин.

– Значит, я пойду, – сказал Знахарь. – Лечати, возьми Саки и…

– Но, хозяин, они нас окружили. Выхода нет.

Кто-нибудь другой выругался бы, однако Торваш лишь прищурился и сказал:

– Хорошо. Лечати, Кочо. Оставайтесь здесь с Саки и Ходячей смертью номер три. А я должен побеседовать с иеромонахом. Я вернусь, хотя, если этот дом больше не безопасен, нам придется уходить независимо от итога переговоров. Я не допущу, чтобы моим опытам мешали назойливые люди, раздувающиеся от неверно понятого ощущения собственной власти.

Прежде чем кто-либо успел возразить, Знахарь с той же уверенностью зашагал по коридору. Неужели он думает, что достаточно побеседовать с иеромонахом? Если этот человек потерял в Мейляне половину своего войска – а вероятно, и больше, – он не в духе и не примет ни в чем отказа.

– Чего хочет эта сволочь? – спросила я, оборачиваясь к служанкам.

– Мы не знаем, – произнесла одна, вздергивая подбородок. – Мы не останавливались и не спрашивали его. Кочо, я волнуюсь. Вы не давали нам указаний на этот счет. Я могла бы готовить для лорда или купца, и…

– И была бы сожжена заживо захватчиками-левантийцами, – сказал старик. – Наш хозяин знает, что делает. Оставайся здесь, с Лечати и Саки.

И он тоже двинулся по коридору, далеко не таким твердым и уверенным шагом, как Знахарь.

– Раз он знает, что делает, зачем ты бежишь? – прокричала женщина ему вслед, но Кочо только рассерженно отмахнулся и исчез в глубокой тени.

Я выдернула из ослабевших рук Саки фонарь и последовала за Кочо, игнорируя окрики Лечати. Если Кайса ушла через двор, значит, уйду и я, никакому слизняку-иеромонаху меня не остановить.

«Ты что делаешь? У тебя даже оружия нет».

– Что с того? Разве ты не хотела помереть? Кончай ныть и дай мне самой со всем разобраться.

Ее ноющие колени и усталые мышцы не давали даже думать о скорости, но, хотя каждый шаг причинял мне боль, я заставляла себя идти вперед. Да, она права, мне нужно оружие. Что-нибудь. Что угодно. Я уже ходила по этому дому и не обнаружила ничего, кроме странных предметов в той галерее. Я бы предпочла что-то попроще и поострее, но, похоже, этот мир больше не интересовали мои желания.

– Уже близко, уже совсем близко, – повторяла я с каждым трудным шагом, перекладывая фонарь из одной ноющей руки в другую, чтобы лучше справиться с его тяжестью. – Почти пришли.

Галерея выходила во Двор глициний, но, скользнув в нее из мастерской, я смогла избежать открытых дверей – тех, через которые Кайса ушла с моим телом.

– Мы уже заключили сделку, – произнес где-то снаружи Знахарь, когда я вползла в пустынную галерею.

Дождь унес ответ, но я оставила фонарь на полу и прокралась к закрытым ставнями окнам. Во дворе стоял целый лес людей. Они словно вросли в затопленный камень, и каждый держал пылающий факел. Кроме иеромонаха. Отблески огня плясали на его льняной маске, лицо казалось живее, чем обычно, но приятнее от этого не становилось.

– Я заберу назад их обеих, – произнес он с уверенностью, подкрепленной десятком солдат за его спиной.

– И что взамен? Вернешь мне своего сына?

– Нет. Ты отдашь мне императрицу и шлюху, а я не спалю этот дом и не убью всех, кто в нем, включая тебя.

Знахарь, казалось, остался полностью равнодушен.

– Я – бог, – сказал он. – Бог не умирает.

– Возможно,