– Ужасное происшествие.

– Ужасное.

Они нагло улыбнулись. Если бы Монморанси могла, то закрыла бы ушки, чтоб не слушать цинизм человеков. Жаль, лапки коротки.

Джентльмены помолчали. Теперь это было молчание людей, понимающих друг друга без слов.

– Что будем делать, мистер Тухофф?

Тухля ощутил такое расположение к сдержанному англичанину, что всё остальное уже не имело значения.

– Для начала отправимся в ресторан отеля.

– Отличная идея, мистер Тухофф. Завтрак – то, что нам надо. В нашем положении.

– В нашем положении нам нужен рассол, мистер Джером.

– Razzol? Что это?

– Волшебный русский напиток, – ответил Тухля, знавший толк в рассолах супруги. О, где счастливые дни. – Даёт силы, укрепляет дух, проясняет разум.

Монморанси подняла ухо. Её волновали разговоры о еде.

– Отлично, мистер Тухофф. Что потом?

– А потом пошлём к… – тут Тухля употребил непереводимое русское филологическое выражение, – каток Юсупова сада и отправимся развлекаться. O diem praeclarum! [49]

– Отличный план, мистер Тухофф…

Союз был закреплён рукопожатием. Но тут раздался стук в дверь.

– Мистер Джером, вы здесь? – спросил сиплый голос, в котором трудно не узнать голос переводчицы. – Вы здесь?

Сжав Монморанси пасть, чтобы не посмела тявкнуть, Джером приложил палец к губам. Тухлю не надо было уговаривать: Жаринцова надоела своими замечаниями. Хуже жены Юлии, честное слово.

Постучавшись и подёргав ручку, переводчица оставила дверь в покое. Наступила тишина. Джером дал знак: подождать ещё немного.

И они подождали немного. И ещё немного. И ещё, чтобы убедиться наверняка: женщина от них отстала окончательно. Сняв Монморанси с колен, Джером расправил плечи:

– Что ж, мистер Тухофф, как жаль, что мисс Жаринцова потерялась. Что поделать, жизнь состоит из потерь. Утешимся razzol’ом?

– Утешимся, мистер Джером.

Одевшись, как подобает джентльмену, Джером выглянул из номера. Жаринцова не поджидала в коридоре. Что было первой хорошей новостью этого утра. Путь был свободен. Два джентльмена, не считая собаки, отправились навстречу приключениям. В такой компании дамам не место. Дамы приключения не любят. А мнения Монморанси никто не спрашивал.

54

Желающих поговорить с Москвой не убавлялось. Народу в переговорном пункте было так много, что печку можно не топить. В помещении стояли духота и непередаваемый запах пальто, шуб и шинелей. Как в театральном гардеробе. Ванзаров не стал искать свободный стул, их всё равно не было. Он протиснулся поближе к телефонному аппарату.

Господа говорили громко, чтобы на том конце проводов их наверняка услышали.

– Приятная неожиданность, Родион Георгиевич.

Ротмистр Леонтьев дружески улыбался. Он был в гражданском. Как всегда, идеально накрахмаленный воротничок, манжеты, цепочка с брелоками на жилетке, модное пальто. Обычный столичный щёголь, дамский угодник. Кобура скрытого ношения незаметна. Встречи с таким приятным человеком случайными не бывают.

– Честь имею, господин ротмистр.

– Тише, тише, Родион Георгиевич. – Леонтьев покосился по сторонам: кажется, никто не услышал. – Мы не в министерстве. Что нового в Юсуповом саду?

Вопрос подразумевал осведомлённость ротмистра о деле Ивана Куртица. Ванзаров кратко доложил, что ищет убийцу фигуриста и его кухарки. Пока убийца не пойман. Новость Леонтьев принял как должное.

– Жаль, что отказываетесь перейти к нам, – сказал он, делая комплимент понятливости чиновника сыска. – Что по моему вопросу?

– Информация имеет под собой основание, – ответил Ванзаров, следя, как двигается очередь. – Несколько человек знали про «Братство льда». Чтобы попасть в него, надо выполнить три задания. Какие – неизвестно. Все, кто упоминал о Братстве, выражали страх. Будто бы за разглашение тайны последует неминуемая смерть. При этом Братство имеет якобы благие цели. Другие подробности неизвестны.

Ротмистр слушал с цепким интересом.

– Иван Куртиц? – спросил он.

– Есть вероятность, – ответил Ванзаров намёком на намёк.

– Кто ещё?

– Никого конкретно пока назвать не могу.

Про старшего брата упоминать не следовало. У Бориса карьера и всё такое. После общения с ротмистром про карьеру можно забыть. И не только про карьеру.

– Блестяще, Родион Георгиевич. За считаные дни узнали больше, чем наши люди за полгода. Прошу не ослаблять усилия. Что здесь делаете?

– Получаю справку от московского сыска по делу Куртица, – ответил Ванзаров. Его как раз позвали к аппарату.

– Не смею мешать. – Леонтьев отдал светский поклон и растворился в толпе.

Прикрываясь от любопытных спиной, Ванзаров поднёс тяжёлую трубку к уху.

– Лелюхин у аппарата, – услышал он знакомый голос.

– Приветствую, Василий Яковлевич!

– Здравствуй, здравствуй, Родион. Заждался, нетерпеливый?

– Заждался, Василий Яковлевич.

– Тогда слушай и запоминай. – Лелюхин прокашлялся. – По первому вопросу. Генерал Гостомыслов двадцать лет назад служил в лейб-гвардии Гренадёрском полку гвардейского корпуса Петербургского военного округа, был в чине полковника. Женился вторым браком на девице Андриановой, у неё в приданом небольшой капитал. Отец невесты сразу после свадьбы скончался. Супруги прожили два года. И тут с полковником случилась беда: на летних манёврах рядом с ним разорвалась граната, он получил тяжелейшие ранения, молодая жена была контужена. Оба выжили.

– Насколько тяжёлое ранение?

– Полагаю, чрезвычайно. После него Гостомыслову дали генерала и перевели в Москву заниматься набором новобранцев. Строевым офицером фактически перестал быть. Служил честно, репутация отменная, вышел в отставку. Получил солидную пенсию. Три года назад умер. Дочь у него совершеннолетняя, замуж не вышла. Хотя пол-Москвы к ней сваталось.

– Значит, его жена, то есть вдова, из Петербурга? – спросил Ванзаров.

– Да, дочь коммерсанта. Как понимаю, командование корпуса со скрипом дало разрешение на неравный брак. Особенно второй. Ты же знаешь эти порядки в гвардии: на ком офицеру пристойно жениться, на ком не положено, а купеческие деньги в таком деле – совсем дурной тон. Думаю, командиры согласились по причине отсутствия детей в первом браке. Нехорошо, чтобы такая фамилия прервалась.

– Спасибо, Василий Яковлевич, ваша помощь бесценна.

– Не торопись, Родион. По сведениям торговцев, последний раз коробку толстого «Упманна» в Москве продали в начале осени. Настоящих сигар. А про подделки никто говорить не хочет. Чтобы не пострадала репутация. Полагаю, и их немного. Если вообще кто-то решился. Риск большой: такие редкие сигары курят только знатоки, сразу разберут фальшивку. Будет скандал.

– В столице их тоже давно не было.

– Вот видишь. Ну и напоследок. В Знаменском монастыре на Варварке отец-настоятель, архимандрит Серапион, сильно осерчал на Алексея Куртица, говорит: видеть его больше не желаю. Чтоб ноги его тут не было.

– Уехал в Петербург? – поторопился Ванзаров.

– Так ты знаешь?

– Случайно угадал, Василий Яковлевич. Когда уехал?

– В ночь на прошлый четверг. Самовольничал, уехал, не спросив благословения отца-настоятеля. Но это последняя капля. Настоятель жалуется: как в начале января прибыл, так с утра послушание выполнит и на весь день убегает. Братья прознали: на катке бегает. Настоятель его ругает, он кивает и делает по-своему. А последние дни