– Знак выпускницы убежища мадемуазель Жом, – сказал Ванзаров. – Кого она убила?

Простой вопрос вызвал странное поведение: Лебедев потупился, сунул записную книжку на полку, взял Ванзарова за локоть и сказал тихо:

– Дело было закрыто. Сразу и наглухо. Как будто ничего не случилось. Бедняжку отправили в дом умалишённых.

– Так кого она убила в убежище? – повторил Ванзаров.

Аполлон Григорьевич повёл себя необычно: оглянулся на дверь и стал шептать на ухо:

– Дело грязное. Убитый мужчина лежал в кровати в… в непристойном виде. И это в убежище для девочек… Подробности сами додумаете. Я девушку не осуждаю, защищала себя. Негодяй слишком легко отделался. Будь моя воля, он бы у меня корчился под пытками. Не знаю, есть ли место в аду для таких мерзавцев. Я бы отдельный котёл для них устроил.

Гнев был искренним. То, что Лебедев недоговаривал, было, к сожалению, понятно. В полиции знали, что творилось в некоторых сиротских приютах и убежищах. Знало общество. Все знали и делали вид, что ничего не происходит. Будто ничего нет. Нет размалёванных девочек двенадцати лет на Невском. Городовые гоняли нищих, а их не замечали. Так принято. Пороки большого города. Ну что поделать. В Европе не лучше. И прочие разумные аргументы.

– Как её звали, помните? – спросил Ванзаров.

– В книжке записал, – всё ещё шёпотом ответил Аполлон Григорьевич: – Екатерина Люлина.

Ванзаров не показал вида, чтобы не утонуть в расспросах:

– Полицейский фотограф был?

– Как полагается для составления дела, снял её и жертву. Только дела не было.

– Кого она убила?

Снова заглянув в бесценную книжку, Лебедев вернулся и шепнул:

– Яков Павлович Куртиц, коммерсант.

– Знаете, кто это?

– Ни малейшего понятия.

– Брат господина Куртица, который сначала отменил, а потом приказал начать расследование, – ответил Ванзаров.

Аполлон Григорьевич выразился так, что мы не рискнём повторить.

– Говорю же: старею, – закончил он.

– Ваш мозг работает великолепно, – возразил Ванзаров. – После смерти брата Куртиц сменил название своих магазинов. В то же время его жена покончила с собой, оставив четверых маленьких детей.

– Причина?

– Могла узнать подробности смерти деверя. Господин Куртиц, кстати, председатель попечительского совета убежища.

– Вот откуда связи, – проговорил Лебедев. С презрением и ненавистью.

Оставалось молча согласиться.

– Убежище находилось в конце Васильевского? – спросил Ванзаров.

– Да, за 23-й линией. Там дальше поле было. Да и сейчас не много настроили. Грязная история, друг мой. Сколько лет прошло, вроде нет ничего, а грязь вылезает. Как бы вам не запачкаться.

– Лучше знать, с чем имеешь дело, – ответил Ванзаров. – Аполлон Григорьевич, найдите снимок этой Люлиной. Сможете?

Думал Лебедев недолго. Гению не полагается думать, его озарять должно.

– Знаю, к кому подход найти.

53

Поплутав и постучавшись раза три не туда, Тухля нашёл номер мистера Джерома. С утра английскому юмористу было не до шуток. Сорок сортов русской водки, или сколько их было – трудно вспомнить, сделали своё дело. Как бы ни был крепок организм джентльмена, но писатель мало напоминал воспитанного человека. Причёска несла след подушки, на лице отразились последствия эксперимента, а жилетка, галстук и пиджак отметились полным отсутствием. Джером полусидел на диванчике в одной рубашке, расстёгнутой до груди. Нет, брюки были при нём. Куда же без них. Без брюк было совсем неприлично. Нас дамы читают.

В гостиной витал особый дух, который ни с чем не спутаешь. Глубоко несчастная Монморанси свернулась калачиком на коленях хозяина. Морда её выражала скорбь собачьей души.

Мистер Джером приветственно поднял руку, что далось с некоторым усилием. Рука оказалась тяжела.

– Мистер Тухофф…

– Мистер Джером…

Отдать поклон Тухля не решился, чтобы не оказаться лицом на ковре. Ему было нелегко с мороза в теплом номере. Неверными шагами он приблизился к диванчику и плюхнулся на свободный угол. Монморанси подбросило на коленях. Она ответила дурно пахнущему существу на собачьем всё, что о нём думает.

– Вы позволите? – Тухля привалился на мягкие подушки и понял, что никакая сила или законы вежливости не заставят его подняться.

– Сделайте одолжение.

Джентльмены помолчали каждый о своём.

– Мистер Тухофф, позвольте побеспокоить вопросом.

– Никакого беспокойства, мистер Джером, – ответил Тухля, еле шевеля языком. Глаза его закрылись сами собой.

– Сколько сортов мы попробовали?

– Полагаю, не меньше двенадцати. Трудно сказать наверняка, когда пробуешь разные сорта русской водки.

– Это можно считать рекордом?

Ответом ему стал лёгкий храп, Тухлю сморило в тепле.

– Мистер Тухофф!

– Гав! – от себя добавила Монморанси.

– А? Что? – Тухля вырвался из дрёмы, не понимая, где он и что с ним. – Да, мистер Джером, это, несомненно, рекорд.

– Готовы быть свидетелем рекорда?

– Конечно. И буфетчик тоже.

– Buffatchak? – спросил писатель. – Кто это?

Тухля напряг мозги, чтобы вспомнить слово:

– Бармен. Он наливал рюмки.

– А! Чудесно. Тогда увезу из России кроме воспоминаний титул чемпиона дегустации водки.

– Увозите, – согласился Тухля, безжалостно разбазаривая национальное достояние. Чего жалеть, таких чемпионов у нас в каждом трактире…

Джентльмены помолчали.

– Мистер Тухофф?

– А? Нет… Да… Я не сплю, мистер Джером.

– Какой у нас план?

Тухля попытался вспомнить, что должен сделать:

– План у нас отличный. Поедем на лучший каток столицы в Юсуповом саду, там сегодня состязания. Потом… э-м-м-м… Ну там видно будет.

– Мистер Тухофф, позвольте откровенный вопрос?

– Конечно, мистер Джером. – Он хотел добавить, что после водочного состязания иных вопросов между джентльменами быть не может. Язык не справился.

– Почему вы так упорно хотите затащить меня на этот проклятый каток?

Что тут скажешь? Тухля служил своей мечте изо всех сил. Он сделал всё что мог. Врать было выше его сил. Тухля вообще не умел врать. Хитрить, ошибаться, обманываться – сколько угодно. Но только не врать. И он выложил всё как есть. Со всеми подробностями коммерческого проекта господина Куртица. Даже не скрыл, что испортил фотографию в магазине. Тухля высказался и очистил душу. Стало легче.

Мистер Джером протянул руку. Тухля кое-как ответил рукопожатием.

– Благодарю за честность, мистер Тухофф. Я это понял. Не хотел поставить вас и мисс Жаринцову в неловкое положение. Кстати, а где она?

Ужасная мысль посетила Тухлю: он понятия не имел, что случилось с переводчицей. Куда она делась? Тоже приняла участие в состязании. А ведь её предупреждали, буфетчик останавливал. Женщины не слушают советов. И вот: пропала.

Джентльмены обменялись взглядами, в которых было всё ясно без слов. Они одновременно вспомнили, что случилось.

– Мистер Тухофф, мне кажется, что мисс Жаринцова кидала в бармена рюмки?

– Нет, мистер Джером, вам не кажется. Потом она ударила его подносом.

– В чём причина такого дерзкого поступка?

– Бармен отказался наливать ей. Не помню, какую рюмку.

– Мне кажется, что мисс Жаринцову увела полиция?