Алессио остановился у двери и жестом показал, чтобы я пошел направо. Полагаю, он имел в виду, что пойдет налево. Мне не нравилось заставать его врасплох, но я решил действовать по-своему. Моя жажда мести требовала этого.

Я поднял руку и указал на себя. Алессио от удивления округлились серые глаза, и он покачал головой. Теперь он знал, что я собираюсь играть по-своему.

Когда он попытался схватить меня за руку, я уклонился и вошел в спальню. Нино лежал сверху на любовнице, все еще в рубашке и брюках вокруг бедер. Женщина была полностью обнажена.

— Ну что, Нино, член не работает как надо от какаина? Похоже, тебе приходится много трудиться.

Женщина закричала, и Нино соскочил с нее, собираясь выхватить пистолет. Я мгновенно оказался рядом с ним и приставил дуло пистолета к его голове.

— Не двигайся, блядь, ублюдок.

Его любовница продолжала кричать. Но она не могла убежать, потому что Алессио загораживал ее сторону кровати.

— Запри ее в ванной, — сказал я ему, не отрывая взгляда от Нино. — И пусть она заткнется.

Алессио молча повиновался. Он поднял любовницу с кровати и повел ее в ванную. Больше меня ничего не отвлекало. Все мое внимание сосредоточилось на Нино.

— Кто ты такой и что тебе нужно? — он уставился на меня.

Свободной рукой я стянул маску с лица. Нино не сразу отреагировал. Он пыхтел, его член все еще торчал в возбуждении. Зрачки у него большие, черные, почти поглощающие всю радужку. Значит, все еще под кайфом.

— Не узнаешь меня, Coglione (ублюдок)? — спросил я. — Ты искал меня. Ты послал шестерых своих друзей в Шотландию, ко мне в гости.

— Раваццани. Мелкий засранец, — шумно вздохнув сказал он.

Уголком глаза я увидел Алессио.

— Найди мне стул, — позвал я. — Хочу, чтобы Нино присел для нашей беседы.

— И что ты сделаешь? Позвонишь папочке и попросишь прийти к тебе на помощь? — Нино с усмешкой смотрел на меня.

Он был либо невероятно глуп, либо пытался заставить меня совершить ошибку.

— Если бы мой отец был здесь, ты бы уже был мертв. Тебе так не терпится попасть на тот свет, Нино? — ухмыльнулся я.

— Ты не убьешь меня, если ты это сделаешь, начнется война, — его кожа покраснела, а грудь вздымалась от сильных вдохов.

Алессио с грохотом поставил стул на ковер. Я сделал движение пистолетом.

— Вставай. Садись на стул.

Когда я отступил назад, то держал пистолет направленным на него. Он медленно поднялся с кровати, застегнул штаны и подошел к стулу. Алессио стоял рядом, держа на прицеле Нино.

— Это твой парень, finocchiо (педик)? — спросил Нино. Я ненавидел это слово.

— Это человек, который пустит тебе пулю в лоб, если ты не будешь делать то, что я скажу. Сядь, блядь, на стул живо, — огрызнулся я.

Нино сел на стул с воинственным видом.

— Не делай глупости. Ты же не хочешь меня разозлить, щенок.

Я потянулся в карман.

— Вот, — я протянул Алессио связку молний. — Пристегни его к стулу.

—Какого хре… — Нино встал, на его лице появились первые признаки беспокойства.

— Не двигайся, или я пущу тебе пулю в лоб, — положив ладонь ему на грудь, толкнул его обратно вниз.

Я почти слышал неодобрение Алессио, когда он забирал у меня стяжки, но он ничего не сказал. Быстро и ловко он закреплял запястья и лодыжки Нино на деревянном стуле. Нино все это время сыпал угрозами в мою сторону, что я совершаю большую ошибку. Что его люди найдут меня и придут за мной, если я причиню ему вред, и прочую чушь. Однако я не обращал на него внимания.

Наконец-то передо мной предстал человек, ответственный за смерть Паоло.

И я собирался заставить его страдать.

Когда Алессио закончил со стяжками, то прислонился к стене и сложил руки на груди. Хотя он казался расслабленным, взгляд был настороженным. Сверхбдительным.

— Сколько у меня времени? — спросил я его, пока Нино продолжал разглагольствовать.

— Пять минут, — ответил Алессио. — Может быть, еще одна или две.

Тогда мне придется поторопиться.

— Ты кое-кого забрал у меня четыре года назад. Какого-то очень дорогого мне человека, — из другого кармана я достал нож и открыл его.

— Я не знаю, о чем ты говоришь. Раньше я имел дело только с твоим отцом, — грудь Нино вздымалась, когда он боролся со своими связями.

Холодная решимость сделать то, что должно быть сделано, сковала мое сердце льдом. Я не чувствовал ни сочувствия, ни доброты к этому куску дерьма.

— Ты пытался убить меня в Бельгии. Твои люди подложили бомбу в машину.

Реальность начала проникать в одурманенный кокаином мозг Нино. Я видел удивление и вину в его выражении лица, и все же он продолжал лгать.

— Я ничего не знаю о бомбе. Ma dai (Да брось ты) зачем мне пытаться убить тебя?

— Потому что ты тупой, жадный ублюдок, я полагаю. Ты думал, что, убив меня, сможешь сделать моего отца слабее? Что сможешь захватить часть его бизнеса?

— Дон Раваццани — союзник, друг. Между нами нет вражды.

Я поднес нож к его щеке.

— Cazzata (Дерьмо). Мне нужна правда, Нино. Скажи мне правду, и я оставлю в живых тебя и твою женщину. Мы уедем, а ты сможешь продолжить трахать ее своим жалким членом. Просто скажи мне, почему ты это сделал.

— Я уже сказал тебе...

Тогда я провел лезвием по его щеке, заставив его зашипеть. По его лицу пробежала красная дорожка.

— Я не хочу слышать ложь, — затем я переместил лезвие на другую сторону его лица. — Правду, или у тебя появится шрам на другой щеке.

— Ты должен мне поверить, — он попытался отстраниться от ножа. — Я не несу ответственности за то, что случилось в Брюгге.

— Я никогда не говорил, что это было в Брюгге. Небрежно, Нино. Очень неаккуратно, — я порезал ему другую щеку, на этот раз глубже. В воздухе витал медный запах крови.

— Последний шанс, Нино. Или finocchio (педик) отрежет тебе член, — сместившись, я направил острие ножа ему в промежность.

Теперь Нино стал бороться всерьез.

— Не трогай меня, блядь, ты, frocio (гомик)! — еще одно оскорбление, не менее оскорбительное.

Честно говоря,