Шрифт:
Закладка:
Споткнувшись о виноватый Наташкин взгляд, Анна ушла в дальнюю комнату. Через пару часов Наташа к ней постучалась.
– Анют, все. Андрей с Олегом увезли инструмент. К Вике в кафе.
А сейчас, театрально откинувшись назад, Наташка виртуозно импровизирует на тему набившего оскомину хита. Под ее стремительными пальцами знакомая мелодия обретает смысл, ритм, превращается в действительно неплохую музыку. Анна не узнает свою робкую малышку – пианистка смела, блистательна и кокетлива.
Сексуальна.
Антон с Женькой пускаются в пляс. Их танец нелеп и зажигателен. Вилкой по бокалу начинает отбивать ритм захмелевшая хозяйка кафе. Затею матери подхватывает Антон: перестав танцевать, он обхватывает коленями пустую кастрюлю, стучит по ней ребром ладони. Ринго Старр недоделанный.
Похоже, доморощенный ансамбль воодушевляет Наташку. Она вольно смеется и наращивает темп. При очередном аккорде ажурный ворот блузки соскальзывает с плеча девушки – оголившаяся ключица тонка и невыносимо прекрасна.
Это, пожалуй, даже больно, да?
Андрей и Катя дурачатся: по очереди поют в пустой бокал, который Беров держит как микрофон. Они пьяны и веселы – Анну злит синхронность танца кривляющейся парочки.
Йог склоняется над Наташкой, невпопад тычет пальцами в клавиши. Накачанные мужские руки с двух сторон окружают хрупкую Аннину музыкантшу, губы йога почти касаются девичьей кожи. Наташка не прекращает игру, доверчиво вскидывает улыбку. Шутливо показывает парню язык.
Девочка флиртует. Твоя Ната. Она просто счастливый влюбленный ребенок.
В отражении Анна замечает выражение своего лица: злость, тоска и понимание. Смирение?
Нет зеркал в Викином салуне…
Слепок твоего внезапного осознания – в глазах замершего в инвалидной коляске мужчины. Костя безотрывно смотрит, как поет караоке его красотка-жена, грациозно склонясь над «микрофоном» в руке их общего благодетеля.
Что скажешь, Антон – рифмоплет поговорок? «Любимого радость сердечко ластит»?
Анну внезапно охватывает страх за мелкую: не должна Женька понять, что именно столь пристально разглядывает ее отец. Впрочем, ребенок в порядке. В полном восторге девчонка наблюдает за развеселившейся мамой: радуется, что та, наконец, подружилась с ее любимчиком.
Спеша не дать Женьке увидеть остальное, Анна подходит к пианино, щелкает по черной полировке.
– Ната, зайчик! Смени пластинку. Уже в голове от ваших плясок гудит.
Ее девочка послушно опускает руки на колени. Йог выпрямляется, отступает от пианистки.
Молодец, Анька! Стольких косых одним выстрелом! Сильна.
Наташа медлит, собирается с мыслями. Вскидывает руки над инструментом.
Тягучие аккорды заезженной классики. Шопен? Бетховен? Лист? Анна не желает разбираться во всех этих композиторах. И почему музыканты вечно играют одно и то же старье?
Спазм в горле, жгут глаза подступившие слезы. Чертова мелодия. Принцесса, оказывается, умеет правильно стучать по клавишам. Анна зло сглатывает сентиментальность, вновь сосредотачивается на соседях.
Пропитываясь Наташкиной музыкой, мир постепенно возвращает свою правильность. Катя отдает Андрею микрофон, делает шаг в сторону мужа; поймав его взгляд, неуверенно улыбается. Женька машет рукой, призывая маму сесть рядом с ними. Йог, наконец, отходит от инструмента на приличное расстояние, облокачивается на подоконник и завороженно слушает Наташкину игру. Заваривает для Вики крепкий чай Антон. Правильно делает – пусть продавщица протрезвеет.
Все еще может наладиться – чего ты испугалась? Вечеринка, пьяный угар… Утро все расставит по своим местам, ты признаешься ей, как нежна ее музыка.
Не доиграв такта, Наташка дергается в сторону, отпрыгивает от пианино. Девушку сотрясает рвота: рыже-коричневая зловонная жижа растекается по ботинкам Андрея.
В первую секунду Анну обжигает укол злорадного удовлетворения – получил, красавчик наш холеный? Не хрена с чужими женами концерты давать. И лишь потом в сердце врывается тревога: Анна кидается к Наташке, убирает волосы от ее лица, ласково обнимает за плечи. Чем же ты успела травануться, дурашка моя? Наташка доверчиво прижимается к Анне – и ее снова рвет.
Наконец Анна уводит подругу в туалет. Компашка за дверью уже вовсю смеется над Викой, «отравившей своей готовкой уникальный талант». Вика громогласно оправдывается. Ее пироги вне подозрений – да вы же все их ели, идиоты!
Анна поворачивает кран, звук воды заглушает веселую перебранку соседей.
Все налаживается где-то через час.
Родной тяжестью приваливается к Анниному плечу притихшая Наташка. Размышляя о чем-то своем, девушка даже не пытается делать вид, что слушает разглагольствования Андрея. Вечный бизнесмен азартно убеждает их организовать коммерческий лагерь-ретрит для собак и их хозяев. Мол, он лично обеспечит Аню с Наташей шикарной клиентурой, куча знакомых «поназаводила» животных, с которыми не справляется. Будут платить как миленькие! Анна лениво отбрехивается за двоих: Андрюх, достал ты со своими заработками…
Женька перебралась к своему вечному адъютанту Антону. Протрезвевшая Вика учит детей замешивать фарш для лазаньи. Мелкая по-матерински привычно вытирает заляпанный свитер друга-переростка. Все трое смеются.
Женькино место возле Кости заняла Катя. Как и Наташка, улетела в мечтания: прикрыла глаза, рассеянно гладит руку мужа. Дежурная ласка, но Костя явно наслаждается, его взгляд зачарованно прикован к тонким пальцам супруги.
Виктор Николаевич учит прораба раскладывать преферанс. Рядом – в кресле – дремлет Катина свекровь. Николаич отрывается от колоды, снимает с себя пиджак и заботливо укутывает им Наталью Михайловну. Вернувшись к игре, старик недоуменно таращится на стол, смысл разложенных карт ускользает от него.
Чертов Арсений даже не знает, как сдал его отец.
Анна оборачивается на стук, дробью рассыпающийся в углу кафе. Пегая самозабвенно чешет шею здоровой лапой, когти задевают стену. Выдрав клок шерсти, собака протяжно зевает и блаженно вытягивается на досках истертого паркета.
Анне хочется навсегда застрять в этой минуте.
Глава 37. Катя
Утром свекровь призналась, что слегка переутомилась на вечеринке – доить Елизавету Петровну отправляются Катя с Женькой.
Катя с любопытством наблюдает за дочкой: похоже, за три месяца девочка стала настоящим асом в этом деле. Воркуя под нос глупые нежности, Женька быстро и ловко протирает живот и бедра коровы теплым влажным полотенцем. Затем – неожиданно для Кати – привязывает веревкой хвост Елизаветы Петровны к ее же задней ноге. Корова оборачивается, с грустным укором смотрит на юную доярку.
– Ну а как ты хотела, ми-и-и-лая моя? Потерпи-и, потерпи-и, родну-у-у-ля… Сейчас, моя хоро-о-о-шая. Сейчас, ла-а-а-а-почка…
Катя не может сдержать смех: не отдавая в этом отчета, девочка точно копирует интонации бабушки, растягивает гласные, подобием пения успокаивая животное.
– Женька, давай теперь я. Чего ты все сама? Доить-то я пробовала.
Дочка уступает
