Шрифт:
Закладка:
И они безропотно слушали Виктора Николаевича.
– Не мешайте мне! Зачем вы мешаете? Уйдите. Вы его испугаете. Сенечка совсем скоро из школы придет. Он же с медалью закончил институт, он умный. Вы тут стоите, а он чужих людей боится. Я без Сенечки никогда обедать не сажусь, и он в школе не ест, знает, что я его тут жду. Я ему сегодня макароны сварил. Сенечка любит с тушенкой. Где мои макароны? Где Сенечкины макароны? Зачем вы спрятали их? Сенечка сейчас придет. Сенечка больше никогда ко мне не придет. Что же мне теперь делать? Я же уже их сварил, с тушенкой…
Арсений подошел к отцу очень осторожно, присел перед ним на корточки, бережно сжал его предплечья.
– Пап, а я пришел уже. Пап? Я очень соскучился по макаронам по-флотски. Сваришь мне их снова? У меня самого никак не получаются. Развариваются, сплошная каша. Пап, я больше не буду уходить. Вместе теперь будем. Да, пап? Пойдем домой?
Виктор Николаевич испуганно разглядывал обнимающего его мужчину. Но не вырывался, больше не плакал.
Жидкие волосы Арсения сбились набок, оголяя лысину. Отец поправил их, лаская сына.
Наталья Михайловна поспешила уйти из комнаты. Когда она проходила мимо Кати, та спрятала от нее лицо…
Да, поначалу ты еще могла ходить к ним каждый день. Виктор то узнавал тебя, чаще нет. Но каждый раз радовался: близкой подруге ли, приятной незнакомке. Он пребывал в замечательном расположении духа, не скандалил, не нервничал. С Арсением они, безусловно, ладили. Удивительное дело, Арсений, этот почти всю жизнь проживший в глуши мужичок, сумел безошибочно подстроиться под капризную болезнь отца. То строгий, то нежный, уверенный и терпеливый, пасечник оказался великолепной сиделкой. Порой Наталье Михайловне было нестерпимо видеть, насколько инфантилен стал ее любимый, перебравшись к сыну: роли ребенка и отца поменялись безвозвратно. Но Виктор был счастлив. И очень часто – спокоен.
К середине февраля кислорода стало катастрофически не хватать. Сколь бы глубоко не втягивала Наталья Михайловна холодный лисичкинский воздух, легкие отказывались признавать его объем достаточным, все сильнее колотилось сердце.
Ну это же не сюрприз, правда?
42,1 по классификации МКБ-10…
Наталья Михайловна ухмылялась, придирчиво рассматривая синеву на кончиках своих пальцев.
Она перестала бывать у Виктора Николаевича.
Смиренно начала отсчет.
Все же она оставалась врачом. Некоторые симптомы вполне громко нашептывают специалисту конкретные сроки. Уши затыкать бесполезно. Игра в прятки в разгаре.
Кто не спрятался? Наша Наташенька.
Как же страшно: оставлять любимых здесь – одних.
Костю, Женьку, Витю…
Хрупкую упрямую девочку-женщину, давно ставшую дочерью… Катя вот-вот разобьет сердце твоему сыну, разобьет и самой себе. Как бы хотела Наталья Михайловна еще быть рядом с ними, когда невестке придется делать неизбежный выбор… Не мешать, не предотвращать. Лишь – быть рядом.
Похоже, она не успеет.
Как же страшно.
В предложении точка – именно здесь, не лукавь.
И не сокрушайся. Ты боролась.
Злилась, боялась, раз за разом меняла препараты, отказывалась признавать бессилие гомеопатии, выискивала в себе силы шутить про разутого сапожника… Ни разу не заплакала над избитой прибауткой о сапогах. В итоге даже униженно приползла обратно к своей бывшей владычице: аллопатии (изменницу не простили). Сходила к Матроне, накупила книг об аффирмациях. Смешно. Ну как же смешно! Заболев, ты (ученая, атеистка, врач) перепробовала все, над чем иронизировала, будучи здоровой.
А лучше всего, кстати, помогает вот эта молодая кошка. Наталья Михайловна прижимает к груди Рыжика, теплое тарахтение возвращает возможность дышать. Третий день рыжая почти не выходит из ее спальни, ночами настойчиво елозит мордашкой по ключице.
Усы щекочут шею.
Этим утром Катюша все же решилась. Храбро зашла в спальню, присела на край кровати.
– Наталья Михайловна, что-то происходит… С вами? Да? Вы поэтому позволили Арсению забрать Виктора Николаевича? Вы знаете?
Так мало сил, так мало. Наталья Михайловна смогла только кивнуть в ответ на встревоженный взгляд черных глаз. Невестка – умница, не стала задавать ту тысячу вопросов, ответы на которые не изменят уже ни-че-го. Спросила другое, важное: что вы сейчас читаете? Осторожно погладила тебя по состарившейся руке, смогла улыбнуться, когда ты перевернула книгу обложкой вверх.
Косте повезло с женой. Все равно – повезло.
…Который час Катя гремит на кухне посудой. Пару раз Наталья Михайловна отчетливо услышала, как невестка чертыхнулась. Ужасно интересно, что же девочка там затеяла – любителем кулинарии нашу Катюшку, мягко говоря, не назвать. Любопытство вливает в Наталью Михайловну силы, она почти решается сползти с кровати, откладывает в сторону мурлыкающего котенка.
Но в коридоре уже раздаются Катины шаги – и Наталья Михайловна с облегчением откидывается обратно на подушку.
Дверь открывается.
Поднос в Катиных руках заполнен дымящимися пирожками, их бока слегка почернели, как же они прекрасны.
Ну вот ты и смогла заплакать.
Наконец.
– Пригорели… Вот… Наталья Михайловна, я хочу сказать. Вы… вы не волнуйтесь за Костю! Я позабочусь о нем. Всегда.
Март
Глава 39. …Наташей
Наташа измождена.
Рвотой, по утрам выворачивающей горло. Холодностью Анны. Болью в спине. Собственным притворством.
Бесконечным ледяным ветром; хлюпаньем грязной жижи под ногами; мокрыми хлопьями, заполнившими воздух, – то ли дождем, то ли снегом…
Страданиями любимых.
В этой несчастной, метелями отрезанной от мира деревеньке все умирают: собаки, люди. Любовь и верность.
Весна не пришла, застыли ночи.
Натальи Михайловны не стало двадцать девятого февраля. Из-за какого-то дурацкого високосного числа Катина свекровь не дожила до весны.
Олег рассказал, что в последнюю неделю зимы Катя почти не отходила от матери мужа: «Знаешь, Наташик, она словно наверстывала что-то – особого ухода ведь не требовалось, Наталья Михайловна до самого конца все сама пыталась делать, они просто с утра до вечера разговаривали или читали вместе, часто музыку слушали, я им туда с кухни музыкальный центр перетащил…»
Хозяйство соседей перешло в руки мужчин: Олега и Андрея. Женька металась между угасающей бабушкой и парализованным отцом. Есть никому не хотелось. Олег на всех варил картошку, Андрей пытался отвлечь родных Натальи Михайловны: Костю – шахматами, Женьку – задачками по математике. Присутствие Андрея, по словам Олежки, все принимали
