оставались безнаказанными - более того, их часто награждали или восхваляли в антисемитской белой прессе - в результате чего на подконтрольной белым территории "жизнь и собственность евреев были более уязвимы, чем в любое другое время в истории России". Вероятно, слишком далеко заходить, чтобы на основании этого (как это делает Будницкий) делать вывод о том, что сопутствующий моральный распад в войсках Деникина был "одним из важнейших факторов, приведших к поражению белых", но он явно не способствовал поддержанию гражданского порядка и военной дисциплины на стороне белых. Однако, учитывая весьма ускоренные темпы ассимиляции, продемонстрированные советскими евреями в 1920-е годы, вероятно, почти верно заключение Будницкого, что "опыт Гражданской войны показал большинству еврейского населения страны, что оно может чувствовать себя в безопасности только при советской власти".

Они, конечно, не чувствовали себя в безопасности под властью белых. Как отмечает Питер Кенез, русский офицерский корпус, который был в центре белого движения, "уже давно был антисемитом". Офицеры инстинктивно отождествляли евреев с понятиями либерализма и социализма, которые сами в целом презирали, и этот прогноз болезни, которой, по их мнению, заразилась Россия в ходе революции и вообще "прогресса" их страны в сторону современности, казался убедительным подтверждением их опыта гражданских войн:

Они всегда недолюбливали евреев, теперь же их антисемитизм достиг патологических размеров. Этот новый и страстный антисемитизм был вызван необходимостью объяснить не столько другим, сколько самим себе, почему произошла революция. По мнению реакционных офицеров, в первую очередь виноваты евреи-пришельцы. Они были микробами, разрушившими здоровое тело политики старой России. По мере того как офицеры все больше разочаровывались в окружающем их запутанном мире, их антисемитизм становился все более патологическим. Они убивали все больше и больше евреев, и нужно было оправдывать себя, придумывая зловещие еврейские заговоры. Возможно, парадоксально, но участие в погромах усиливало антисемитизм... Только это позволяло им находить смысл в мире, который казался им бессмысленным. По крайней мере, в этом отношении белые офицеры были предшественниками нацистов.

Однако, как уже отмечалось выше, большая часть споров вокруг погромов в Украине связана с пребыванием Директории УНР; и с тех пор не утихают споры о том, в какой степени ее лидер и главный командир, Симон Петлюра, виновен в этой трагедии. Как правило, еврейские источники утверждают, что Петлюра, как глава УНР, должен нести ответственность. Украинская эмигрантская историография, напротив, стремилась доказать, что Петлюра не виноват в событиях, которые были неподвластны слабому и осажденному правительству в хаотичной стране, и подчеркнуть, вместо этого, зверства, совершенные белыми, войсками атаманов Григорьева и Махно и (особенно) Красной армией. В эмиграции у Петлюры было лишь ограниченное время для самозащиты: 25 мая 1926 года он был застрелен на улицах Парижа бессарабским евреем Шаломом Шварцбардом, который утверждал, что мстит за десятки тысяч евреев (среди них пятнадцать членов его собственной семьи), убитых во время погромов в Украине в период правления Петлюры. Дело, рассмотренное в октябре 1927 года в Парижском суде присяжных - по словам современного комментария в журнале Time, "одно из самых жутких, кровавых и страстных судебных разбирательств, когда-либо проходивших в этом сводчатом зале правосудия", - стало международной сенсацией, поскольку защита (возглавляемая ярким левым юристом Анри Торресом) пыталась доказать вину Петлюры, а обвинение утверждало, что Шварцбард был советским агентом. Шварцбард почти не пытался отрицать факт убийства, заявив суду, что, определив свою цель на улице Расин (и вооружившись фотографией Петлюры в одном кармане пиджака и револьвером в другом), он подошел к украинскому лидеру и выстрелил в него пять раз:

Когда я увидел, что он упал, я понял, что в него попало пять пуль. Тогда я разрядил револьвер [в тело]. Толпа разбежалась. Полицейский тихо подошел и сказал: "Этого достаточно?" Я ответил: "Да". Он сказал: "Тогда дайте мне ваш револьвер". Я отдал ему револьвер, сказав: "Я убил великого убийцу". Когда полицейский сказал мне, что Петлюра мертв, я не мог скрыть своей радости. Я бросился вперед и обхватил его за шею.

Несмотря на признание в убийстве Петлюры, Шварцбард был оправдан французским судом присяжных, а жене и брату его жертвы была присуждена неустойка в размере одного франка на каждого. Споры вокруг "Головного отамана" вряд ли утихнут и сейчас, поскольку его могила в Париже остается магнитом для эмигрантов и отечественных украинских националистов, а в июне 2009 года бывшая улица Коминтерна в столице Украины Киеве была переименована в улицу Симона Петлюры. Тем временем в израильском городе Беершеба одна из улиц названа в честь "Мстителя (Шалома Шварцбарда)". "Русские" гражданские войны, таким образом, в буквальном смысле вышли на улицы.

* * *

Осенью 1920 года, когда боевые действия продолжались на быстро продвигающемся на восток советско-польском фронте, в Минске, а затем (после того как красные сдали Минск полякам) в Риге были неловко проведены переговоры о перемирии, приведшие к прекращению огня в октябре 1920 года и, в конечном итоге, к заключению полного советско-польского мира - Рижского договора (18 марта 1921 года). По условиям этого соглашения Польша передвинула свою восточную границу примерно на 100 миль к востоку от той, которая была предоставлена Варшаве союзниками по линии Керзона, но вернула себе, по сути, только те восточные пограничные территории, которые были потеряны Россией в результате третьего раздела Польши 1795 года, включая Гродно, Рувно и Львов (а также Вильно/Вильнюс, хотя для обеспечения этой довольно значительной и во многом искусственной победы потребовалось определенное количество уловок, использованных во время так называемого "Желиговского мятежа" в октябре 1920 года). Другие территории и население на востоке, включая окрестности Киева и Минска, должны были быть признаны Варшавой как входящие в состав новой Украинской ССР и Белорусской ССР, соответственно. Таким образом, мечты Пилсудского о Мендзыморце пришлось отложить, а Петлюра и эмигрантское правительство УНР оказались такими же апатридами, как и их бывшие союзники по ВУНР, и вскоре им перестали рады даже в Варшаве (после того как в ноябре 1920 года попытки вновь вторгнуться на Украину с польской территории поставили под угрозу срыва непростую польско-советскую разрядку). За этот компромисс польский лидер подвергся критике внутри страны, но долг, который буржуазная Европа задолжала окровавленному корпусу Пилсудского, остается неисчислимым. Ленин мог бы написать о Рижском урегулировании: "Мы победили. Каждый, кто посмотрит на карту, увидит, что мы победили, что мы вышли из этой войны с большей территорией, чем была у нас до ее начала", но он писал это сквозь стиснутые зубы. В августе 1920 года Берлин, пусть и ненадолго, но все же оказался в руках Красной армии. Вновь он станет таковым лишь в апреле