Шрифт:
Закладка:
— А я здесь чуть не утонул однажды.
— Правда?
— Правдивее не бывает, — ответил он. — Видишь шрам над бровью?
Лариса внимательно пригляделась.
— Да нет, вот здесь, над левой. — Он снял перчатку с ее руки и, взяв палец, осторожно поводил над бровью. — Чувствуешь?
— Да, — ответила Лариса, ощутив легкую неровность кожи. И быстро отняла руку.
Едва заметная улыбка тронула его губы.
— А как это случилось? — спросила она, испытывая неловкость: ну дикарка, честное слово!
— С мальчишками поспорил, что прыгну с моста.
— С этого?! — Лариса в ужасе посмотрела на мост, высоко перекинутый через широкую реку.
— Нет конечно! — рассмеялся он. — На этом мосту целоваться можно, прыгать с него нельзя. Разве что сумасшедшему. Нет, мы с ребятами ездили на остров. Есть такой небольшой островок на окраине, недалеко, кстати, от знаменитого ВЭФа. Слыхала про этот завод?
— Тот, что приемники выпускает?
— Точно, — кивнул он, — они еще и телефонные аппараты неплохо делают. Ну да это неважно, к слову просто. Поехали мы тогда искупаться, понырять, поплавать — в общем, отдохнуть. Как раз только начались каникулы. Я всего неделю как к деду приехал. Лихих изображали, дураки. Пива взяли с собой, шпана безголовая. А там мост через протоку. Гораздо меньше этого, конечно, но тоже вполне приличный. Ну, я пивка попил и поспорил, оболтус, что прыгну.
— Сумасшедший, — осуждающе покачала головой Лариса.
— А никто и не спорит. Я же говорю — оболтус, крутой столичный сопляк. Решил перед земляками выпендриться.
— Ну, и что?
— Выпендрился. Прыгнул. А там каким-то макаром затесался тонкий железный прут. Над водой его было не видно. Прыгни я на сантиметр левее — и все, уже бы никогда и ничего не видел вообще. Тем более такую красавицу, как ты! — пошутил он.
— Так ты напоролся на этот прут?! — ахнула Лариса.
— Скользнул, слава Богу. Задел по касательной. Но шрам остался. Как напоминание о том, что хвастать нехорошо, — улыбнулся он.
— Урок на грани фола. — Лариса зябко подернула плечами. Все-таки Рига — не Сочи, холод давал о себе знать.
— Э, да ты замерзла! Заговорил я тебя совсем. Пойдем-ка погреемся, здесь недалеко есть очень уютное маленькое кафе. Напою тебя кофе с коньяком — согреешься.
— А есть в Риге хоть что-нибудь, чего ты не знаешь? — шутливо спросила Лариса.
— Есть, — серьезно ответил он, — гостиницы. Я никогда в них не останавливаюсь. Не люблю гостиницы, даже самые роскошные, а уж одноразовые… — Брезгливая гримаса исказила его лицо.
— Как это — одноразовые?
— На ночь, на пару часов, на час — на любой срок, если ты хочешь провести время наедине с женщиной. У нас, слава Богу, таких пока нет, а на Западе — сколько угодно. Нужно тебе — плати и веди, нет проблем.
— И многих ты водил?
— Немногих, — улыбнулся он.
«Черт, мне-то какое дело!» — разозлилась вдруг она. «А нет дела, так и не спрашивай! — ехидно посоветовали внутри. — Не будешь нарываться на неприятный ответ». Радужное настроение слегка потускнело. Она улыбнулась и беззаботно спросила:
— Ну что? Идем греться?
После второй чашки горячего крепкого кофе с бальзамом и пятидесяти граммов азербайджанского коньяка (крепнут братские связи!) с поджаренными орешками Лариса окончательно согрелась и с интересом слушала Никиту Владимировича, который рассказывал об Испании, где жил и работал уже пятый год.
— А ты корриду видел?
— Конечно. Потрясающее зрелище! Захватывает со страшной силой, скажу я тебе. Будит такие мощные, древние инстинкты, которых в себе даже не подозреваешь.
— Какие же инстинкты может пробудить убийство? Ведь это же публичное убийство ни в чем не повинного животного!
— Бывает, что гибнет и матадор, — заметил рассказчик.
— Тем более. — Лариса достала сигарету. — Никогда не понимала этой страсти. Осатанелая толпа вопит, наблюдая, кто кого прибьет быстрее: матадор — быка или бык поднимет на рога беднягу.
— Э нет, не скажи! — возразил Никита Владимирович, поднося зажигалку. — Коррида — не убийство. Это — вызов, перчатка, брошенная смерти. И жизни, пожалуй. Это — схватка. Сильная, яростная! Схватка мощного животного и умного, смелого человека. Кто — кого, да, ты права. Но это — закон жизни, Лара, природы: сильный всегда побеждает слабого.
— Это закон джунглей, дикарей, а не цивилизованных людей!
Он рассмеялся:
— А под одеждой — все дикари, Ларочка! Дикари и жертвы.
— Нет, — упрямо возразила она, — под одеждой — люди. Мужчины и женщины. Разные, не спорю. Есть сильные, есть очень сильные. И слабые, конечно, тоже есть. Но — люди, а не дикари, убивающие друг друга.
— Это очень красиво, — сказал он, допивая коньяк, — благородно. А в устах такой женщины даже слегка убедительно. Но это — теория, Лара. Реальная жизнь — всегда схватка. Жесткая и жестокая.
Она погасила в пепельнице сигарету и поднялась со стула.
— Ты меня не убедил. Этот спор бессмыслен.
— Эх, Лара, — вздохнул он, — я был бы счастлив оказаться не прав.
На улице быстро сгущались сумерки. Шел снег. Крупные хлопья медленно падали, покрывая все вокруг белой скатертью. На крышах машин появились маленькие снежные холмики. Прохожие шли как один увенчанные кокетливыми белыми шапочками. Тускло светились фонари. Они освещали улицы скорее по привычке, чем по необходимости, как добросовестные служаки, вышедшие в тираж, — без надежды на успех. Их можно понять — за густой снежной пеленой все равно ничего не видно.
— О-о-о, какой снег! Ты смотри, пока мы пили кофе и рассуждали о корриде, природа взбунтовалась и решила завалить нас снегом. Чтоб не спорили!
— Глупости, обычное дело. Необычным было солнце.
— Слушай, Лара, ты по моей вине пропустила сегодня обед. А ты и так тонкая — светишься вся. Я знаю здесь один уютный ресторанчик, там очень вкусно готовят. Пойдем поужинаем, а? Очень есть хочется, честное слово. — И он улыбнулся, показав мелкие белые зубы.
«Ну да, с такими зубами ты любому горло перегрызешь, — с неприязнью подумала Лариса, —
