– Как же теперь быть? – Люба почувствовала себя в этом доме совершенно лишней, хотя гости еще не начали собираться.

– До обеда еще четыре часа, нам за глаза хватит на шопинг, – решила Рита. – Поедем.

– На метро? – уточнила Люба.

– На мне, – сообщила Рита. – То есть на моей малютке Фиесте.

Фиестой оказался компактный Ford ежевичного цвета. На нем дамы и отправились за покупками.

По счастью, больших пробок на дорогах не было, и к нужному времени они успели вернуться. Перекусив на ходу несколькими тостами, Люба поднялась за Светланой Николаевной в отведенную для гостьи комнату на втором этаже. Любин багаж уже был здесь. Хозяйка дома показала гостье, где находятся санитарные комнаты, и оставила ее одну: разбирать чемоданы, приводить себя в порядок и переодеваться в только что купленный наряд. На все это Любе понадобилось менее часа.

Когда Люба спустилась в холл, на ней было полуприталенное вишневое платье, лаконичное, но не способное оставить хозяйку незамеченной. Каплевидный кулон с зеленым бериллом визуально стройнил. Туфли в тон кулону делали образ смелым, но не вульгарным. К платью был куплен также элегантный серый кардиган – на тот случай, если придется выйти в сад. Верхнюю одежду Люба пока оставила в комнате.

Пришлось потратиться, но Люба не жалела. Теперь она неплохо зарабатывала и могла себе позволить время от времени обновлять гардероб. Правда, это отдаляло момент покупки собственной квартиры, а съехать с материной Любе хотелось как можно скорее. Но иногда можно же себя порадовать обновкой! Тем более что ее сегодня увидит Эдик. Люба даже себе не хотела признаваться, что именно это послужило главной причиной легкого расставания с деньгами ради платья. Но признавайся не признавайся, а причина была именно такой.

Эдик прибыл одним из последних – ближе к пяти. Люба видела, что Светлана Николаевна и Рита уже начали волноваться, опасаясь, что он так и не почтит их своим вниманием. Но он все же явился.

Любу в доме Сережиных родственников Князев увидеть, вероятно, не ожидал, поэтому и заметил ее не сразу. А вот она его ждала с нетерпением, поэтому увидела тотчас же, как он переступил через порог. И у нее было немного времени рассмотреть его и оценить его состояние.

Состояние было нормальным или почти нормальным. Да, Князев снова побледнел и, кажется, похудел, немного осунулся. Но был, как обычно, аккуратно подстрижен, чисто выбрит, элегантно одет. С первого взгляда ничто не выдавало в нем человека, у которого какие-то проблемы со здоровьем. Да и вообще он выглядел уверенным в себе мужчиной, у которого нет, не было и в принципе не может быть никаких проблем.

Любу ошпарила догадка, что все-таки ее обманули, заманив в Москву с единственной целью – устроить им с Эдиком неожиданное свиданье. «Теперь он подумает, что я специально ради встречи с ним сюда приехала, – оглушила мысль. – Все выглядит так, будто я ему навязываюсь». Люба густо покраснела. В этот момент Князев ее как раз и заметил.

Глава 33. Карету мне, карету!

Ночь после отъезда Любы и Гаврика Эдик провел в ночном клубе. Нет, не с целью съема девицы на короткий промежуток времени – теперь подобные развлечения казались ему пошлыми и пресными. Приводить после Любы к себе гулящую женщину казалось кощунством. «Скорее монахом стану, чем вернусь к прошлому», – подумалось тогда, когда представил на месте любимой другую.

В клубе Эдик банально напивался. Набирался до полубессознательного состояния. Чтобы хоть немного приглушить боль. Чтобы хоть на время забыть о Любе. Чтобы иметь возможность хотя бы дышать.

Думал, что затушит пожар, приглушит немного обжигающую душу боль – и через день-другой вернется к нормальной жизни. Но боль не уменьшалась, выжигая все внутри. Проводить вечера в ночных клубах стало входить в привычку. А потом и днем стал напиваться, сбросив дела на плечи Сергея. Потерял счет дням, запутался во времени. Сон, явь, воспоминания, мечты, картины воображаемых Любиных измен – все перемешалось, превратившись в единый ком, словно кто-то взял воображаемое и реальное, как несколько кусков пластилина, перемешал и скатал вместе.

Эдик осознавал, что его бизнес развивается по инерции – так продолжает какое-то время мчать вперед обезглавленный всадник. Он понимал, что его жизнь катится под откос. Даже дочь не хотела встречаться с ним, когда он был в таком состоянии, да и Нина не отпускала ее на встречи с отцом. Возможно, даже собирала на него новый компромат, в результате чего он мог лишиться возможности забрать Ксюшу к себе, как обещал ей недавно. А ведь буквально месяц назад это было его главной целью.

Когда Светлана Николаевна начала настойчиво зазывать его к себе на именины, Эдик понял, что это неспроста. Был уверен, что его попытаются вернуть на путь истинный. Наставлениями, нотациями, убеждениями, внушениями, мольбами. Умом он и сам понимал, что с выпивкой пора завязывать, что в любой момент он может переступить черту невозврата. Но ему было не страшно. Жизнь без Любы все равно не была полноценной.

Однако он не мог отказать женщине, которая любила его и беспокоилась о нем, как о родном. Поэтому решил, что поздравить с днем рождения Светлану Николаевну все-таки придет. Более того, чтобы не давать повода для жалости и упрека в пьянстве, он взял себя в руки и целые сутки накануне торжественного приема не пил – ни капли спиртного в рот не взял. И на празднике решил к алкоголю не притрагиваться. Пусть убедятся, что он на плаву и не нуждается в спасении. И намерение свое Эдик выполнил, явившись в гости к Сергею трезвым как стеклышко, и довольно свежим, бодрым – как будто нет у него никаких проблем.

Поздравляя именинницу и вручая ей подарок с цветами, не мог не заметить, что та хитро смотрит на него и загадочно улыбается. Хорошо зная Светлану Николаевну, сразу смекнул, что та подготовила ему сюрприз. Полагал, что приятный, так как зла ему мать лучшего друга не могла желать априори.

Поцеловав именинницу в щеку, Эдик направился в большую комнату, где был накрыт шведский стол для гостей. Окинул глазами собравшихся в поисках знакомых лиц и, конечно же, увидел ее – сладостную мечту и тяжкий кошмар в одной персоне, его воплощенный бред.

Не заметить Любу было невозможно. Изумрудно-вишневый дуэт платья и туфель делал ее образ дразнящим и вызывающим. Она выглядела, словно спелая черешня,