После разговора со Светланой Николаевной на душе стало еще тяжелее, чем после беседы с Ритой. Воспоминания воскресли с новой силой, снова став яркими, красочными, живыми. Люба почти совсем потеряла сон и по утрам просыпалась на влажной от слез подушке. Но ехать в Москву, встречаться с Эдиком, унижаться, прыгая перед ним на задних лапках и умоляя снова взять ее к себе кем угодно – нет! Так поступить гордость ей не позволяла.

В пятницу Любу разбудил не будильник, а телефонный звонок. Номер определился, но был незнаком. Люба ответила.

– Доброе утро! Извини, если разбудил, – прозвучал в трубке смутно знакомый мужской голос. – Это Сергей Тимофеев тебя беспокоит, друг Эдуарда Князева. Ты меня помнишь?

– Да, конечно. Что случилось? – Люба была встревожена не на шутку. Одно дело, когда звонят женщины, другое дело, когда это делает мужчина, не слишком склонный к сантиментам, да еще и в такую рань.

– Эдик к беде. Понимаю, что ты уже могла вычеркнуть его из своей жизни, но все же, надеюсь, его судьба тебе не совсем безразлична. Если тебя не будет рядом, боюсь, мы его не спасем. На тебя вся надежда.

– Да что с ним случилось-то? В аварию попал? – забеспокоилась Люба еще сильней, понимая, что ее худшие опасения подтверждаются.

– В аварию не попадал. Долго объяснять, что случилось – на месте сама все поймешь. Я уже заказал билеты на тебя и Гаврилу. Вечером садись на московский поезд – и к нам. Я тебя встречу. Мы откладывали и откладывали, надеялись, все утрясется, но больше тянуть нельзя. Вопрос жизни и смерти, можно сказать. Ты ему нужна.

– Поняла, я приеду, – тут же согласилась Люба. – Только без Гаврика, его я с подругой оставлю. Как с его билетом быть?

– Да черт с ним, с билетом! Главное, чтоб ты приехала! На кону, можно сказать, жизнь человека! До завтра! – Сергей повесил трубку.

«Вот почему мне Рита и Светлана Николаевна звонили. Эдик в беду попал, умереть может. Хотели мне сказать, но не решились, – догадалась Люба. – Да что ж они тянули-то? Я ж не бесчувственная. Нужна – значит, поеду. Что же с ним случиться могло? Господи, лишь бы не умер!»

Глава 32. С корабля на бал

Поведение Кирилла Любе показалось странным: он не мог не знать, что у Князева проблемы, и не мог не понимать, что Любе небезразлична его судьба, но ничего ей не сказал. Без серьезного разговора не обойтись. Придя на работу, Люба без вызова ворвалась в кабинет шефа.

– Что-то случилось? – Кирилл сразу же встревожился, так как Люба даже несмотря на связывающие их неформальные отношения, на службе никогда не поступала столь бесцеремонно. Ее поведение говорило о том, что произошло нечто экстраординарное.

– Скажи честно: у Князева какие-то проблемы? – спросила без предисловий.

Кирилл стушевался. Зачем-то перелистал страницы планировщика, потом, подняв голову, признался:

– Не то слово. Мы его теряем.

– Что именно случилось, хотя бы ты можешь мне сказать? – напористо спросила Люба.

– Не могу. Ему не понравилось бы даже то, что я подтвердил наличие у него проблем.

– Меня Сергей срочно в Москву вызывает.

– Поезжай. Мы без тебя управимся. Там ты нужнее. Это все, что могу сказать.

– Гаврика можно будет у вас на несколько дней оставить? Надя не будет против, я с ней договорюсь.

– Я тем более не буду против, он же мой сын, – ободряюще улыбнулся Кирилл. – И по поводу Эдика сильно не переживай. Решение его проблемы, думаю, зависит именно от тебя. Так что если ты вмешаешься, все с ним будет в порядке. Удачи!

– Сегодня я могу поработать, поезд-то только вечером.

– Да какой из тебя сегодня работник! – махнул рукой Кирилл. – Ступай домой, собирайся в дорогу. С Надей только договорись насчет Гаврика и иди.

Поблагодарив Кирилла, Люба покинула кабинет. В приемной поговорила с Надей, обещала завезти к ней Гаврилу по дороге на вокзал.

Разговор с Кириллом подтвердил опасения Любы насчет того, что Эдик в беде, и несколько ее озадачил. Какие проблемы Князева могут быть связаны с ней? Как она поможет в их решении? Они даже не родственники! Но если все так сильно настаивают на том, чтоб она срочно приезжала, значит, почему-то возлагают на нее надежды. Загадка, да и только.

Люба всю голову сломала, гадая, что могло произойти с Князевым. Версии, одна невероятнее другой, возникали в ее голове и тут же отметались как нереалистичные.

Из-за этой головоломки и в поезде Люба заснула далеко не сразу, зато потом, укаченная, спала крепко, так что проснулась только после того, как проводник зашел в купе напомнить, что пора уже собирать постель.

Сергей встретил Любу у вагона, взял у нее единственный чемодан. Лично отвез гостью к себе домой. При этом о характере проблем Князева, из-за которых вызвал Любу в столицу, Сергей говорить отказывался.

– Придет время, сама все поймешь, – только это и сказал.

Люба надеялась, что женская часть семейства Тимофеева будет разговорчивее. Однако ни Рита, ни Светлана Николаевна тайну ей не выдали, ответив на ее расспросы примерно такой же расплывчатой фразой, что и Сергей.

– Тогда что я здесь делаю? – начала нервничать Люба. – Так я все равно ничего не узнаю и ничем никому не помогу! С таким же успехом я могла сидеть дома!

– Надеюсь, мы все увидим сегодня Эдика, в каком бы он ни оказался состоянии, – приоткрыла завесу тайны Светлана Николаевна. – И ты все сама поймешь.

– И с какой целью он сюда придет? – заподозрила неладное Люба. – Вы же не специально устроили нам свидание?

– Не к тебе он придет – ко мне. У меня же сегодня день рождения. Я лично его звала на именины и верю, что он не проигнорирует мое приглашение. А Сергей обещал не дать ему о празднике забыть.

– Значит, никаких проблем у него нет? – Люба чуть не задохнулась от возмущения.

– Ничего это не значит. Видишь же: я даже не до конца уверена, что он будет в состоянии прийти. И тем более не уверена, что мы увидим его в нормальном состоянии, – раздраженно ответила Светлана Николаевна. – И хватит пытаться меня разговорить! Не надо из меня ничего выпытывать – сама все увидишь. Тогда и решишь, как поступить. Силой никто тебя удерживать не будет.

– У тебя с собой есть вечернее платье? – поинтересовалась у Любы Рита, надеясь снять напряжение.

– Нет, – растерянно ответила Люба. – А зачем?

– Затем, что после четырех в доме начнут то и дело