его обнаружить. <…> Я недавно спросил друга: почему «Остров» не выдвинули на номинацию на «Оскар», почему предпочли его «9‐й роте»? Он ответил, что в Голливуде его не поймут. Но как же можно не понять самую его суть, что в каждом из нас есть добро?

Борис 05 увидел фильм как борьбу добра и зла, которые предстают в виде «русского православия» и «голливудской отравы». Урх прокомментировал так: «Фильм пропитан нашими чувствами, нашими недостатками и нашим мировоззрением». Зрители писали также о том, что фильм вдохновил их порыться в собственных душах, вызвал сильные эмоции и глубокие чувства519.

Собрав разноголосицу мнений, журнал «Сеанс» опубликовал блок материалов под названием «„Остров“ против „Острова“». Вероника Хлебникова написала положительную рецензию, а Станислав Зеленский – отрицательную. С положительной точкой зрения соглашались по разным причинам. Алексей назвал «Остров» «самым философским в современном российском кино», а Полина написала, что хоть она и атеистка, но фильм заставил ее думать о Боге и о грехе. Вера ответила:

Слава Богу, я не атеистка: я была грешницей, но не конченой. Искреннее покаяние дает возможность жить другой жизнью, как это и произошло с героем фильма520.

Популярность «Острова» распространилась и на телеэкраны. Когда его впервые показали, в своем временном слоте он собрал 48 процентов зрителей.

Фильм и его рецепция заставили обратить внимание на связь между памятью и религией. В своей «Исповеди» Августин поместил одно из первых в истории размышлений о памяти и истории. В книге X он говорит о «бесчисленных дворцах памяти», «где находятся сокровищницы, куда свезены бесчисленные образы всего, что было воспринято». «Находясь там, я требую показать мне то, что я хочу; одно появляется тотчас же, другое приходится искать дольше, словно откапывая из каких-то тайников», и приходит к выводу, что «память и есть душа, ум»521. Именно эти сокровищницы памяти делают нас людьми. Прорываясь к глубинам памяти, признавая прошлые грехи, мы становимся лучше.

Размышления Августина помогают глубже проникнуть в значимость «Острова». Согласно отцу Владимиру Вигилянскому, «Остров» более всего значим благодаря художественным и метафизическим исканиям.

Фильм исторически неточен. Описанный в нем монастырь не существовал, а если бы он и был, Советское правительство не позволило ему так независимо действовать. Но он правдив. Это хороший фильм о религиозном человеке, о человеке веры, который ищет ответы на жизненные вопросы. Фильм Лунгина – это художественная реальность, показывающая реальную жизнь и реальные проблемы. Следовательно, он вписывается в русскую художественную традицию, включающую таких писателей, как Толстой и Достоевский.

Иначе говоря, отец Анатолий прорвался к хранилищам памяти и открыл Господу свой грех. На вопрос о том, почему действие фильма отнесено в советскую эпоху, отец Владимир ответил, что хотя «Остров» показывает персонажей, которые жили в прошлом, многие из них могли бы жить и теперь. Фильм служит источником покаяния за грехи, совершенные в прошлом. И может помочь людям, критически относящимся к церкви, увидеть метафизическую сторону наших взглядов на веру и грех. В фильме показана думающая, рефлектирующая часть русского характера, существовавшая и в Советском Союзе. Многие нуждаются в том, чтобы им об этом напомнили. Советское государство, продолжает отец Владимир, пыталось уничтожить способность человека углубиться в хранилища своей памяти, размышлять о грехе и покаянии. Фильм Лунгина соединяет прошлое и настоящее, заставляя людей думать о вопросах, который поднимал Августин несколько веков назад. «Героическая эпоха» Брежнева таила в себе источник обновления в России настоящего, но не на основе советских идеалов. И там можно найти следы русской духовности522.

Фильм Лунгина стал проводником памяти – средством рефлексии более далекого времени, чем брежневское, а также формой размышления над греховностью и покаянием. Вигилянский подчеркнул «необходимость таких фильмов»:

Павел Лунгин рассказал мне о показе в Сибири, на котором он присутствовал. В зале были и молодые, и старые. Все были заворожены. Молодые люди купили свою кока-колу, свой попкорн, свое пиво, но остались после фильма, чтобы задавать вопросы. Похоже, что они смотрят очень плохие американские и очень плохие российские фильмы, слишком много массовой культуры523.

Может быть, поэтому Алексей II благословил «Остров» – этот хороший блокбастер был направлен на то, чтобы побороть плохие блокбастеры. Возможно, прав был Дмитрий Быков, написавший в журнале «Искусство кино», что и сам фильм – это чудо524.

Глава 9. Шоу советских ужасов 525

Алексей Балабанов умел мастерски маневрировать, играя с разными жанрами и темами. Прославившись выполненным в классическом «гангстерском» стиле фильмом «Брат» (1997), он взмыл к высотам культового статуса с его сиквелом «Брат-2» (2000), где тот же полюбившийся зрителям Данила Багров (в исполнении все того же культового Сергея Бодрова – младшего) вступал в схватку с американскими гангстерами, вымогавшими крупную сумму денег у российского хоккеиста. В паузе между двумя «Братьями» Балабанов не останавливался и на фоне Санкт-Петербурга в картине «Про уродов и людей» (1998) предпринял ностальгическую артхаусную атаку на Серебряный век. Его предреволюционная «потерянная» Россия совсем не похожа на ту, что возникала в экранном изображении Никиты Михалкова. Она предстает страной порочных, выбитых из колеи порнографов-мазохистов. В балабановских фильмах 1990‐х годов мы видим неустроенный Петербург в духе Гоголя и Достоевского, где безумие, убийства и кровавые заварухи становятся будто бы порождениями самого города. Как говорит Немец, герой первого «Брата», «город – это злая сила»526.

За «Братом-2» последовала жесткая и реалистичная до натурализма «Война» (2002) о чеченских событиях, вызвавшая волну яростной критики со стороны обозревателей и антивоенных активистов, увидевших в фильме нелицеприятные портреты чеченских полевых командиров и пленных россиян.

Если «Брат» вписывался в хаотичные, криминализованные 1990‐е, то «Брат-2» и «Война» рассказывали об эпохе, отмеченной основными характеристиками национальной политики президента Владимира Путина. К тому времени, как на экраны вышли «Жмурки» (2005), черная комедия, игравшая на штампах чернухи 1990‐х, адресованная «тем, кто пережил 1990‐е», Балабанов уже определился как регистратор культурных перемен после распада Советского Союза. Он