Когда одна островитянка приходит к Анатолию с просьбой помолиться за мужа, умершего в 1944 году, он притворяется служкой при «настоящем» отце Анатолии и разговаривает с вдовой через окно от лица Анатолия. Он сообщает женщине, что супруг ее был захвачен в плен и с тех пор живет во Франции. Велит ей не оплакивать живого, а отправиться во Францию искать пропавшего мужа. Та не хочет ехать «в капиталистическую страну», а он настаивает, ибо надо делать то, что предписано.

Потом к Анатолию приходит женщина с сыном, который сломал ногу, и теперь рана загноилась. Она рассказывает, что они посетили разных профессоров и хирургов, но никто не смог им помочь. Они молятся вдвоем, и монах объявляет, что мальчик исцелился. Но они должны остаться на ночь в монастыре и утром получить причастие отца Филарета. Женщина ссылается на то, что должна пойти на работу, на что Анатолий отвечает, что он тут не в игрушки играет; что, дескать, ей важнее – сын или работа? Женщина все же пытается уплыть на лодке; тогда он берет у нее ребенка и говорит: «Не думаешь о себе, подумай о сыне. Он на всю жизнь калекой останется». И они остаются.

Последними приходят к Анатолию советский адмирал с душевнобольной дочерью. Анатолий заявляет, что она одержима бесами, и отчаянной молитвой изгоняет из нее беса. А девушке Насте велит остаться и получить причастие, добавив, что адмиралу бояться нечего – никто не будет проверять его на верность партии. Адмирал отвечает, что не боится, он довольно натерпелся страхов. Этот адмирал – Тихон, но старец его не узнает. Оказалось, что выстрелом Анатолия Тихон был только ранен в руку. Отец Анатолий спрашивает, может ли Тихон его простить. Адмирал отвечает, что давно это сделал.

После их ухода Анатолий ложится в свой гроб-ящик и просит Господа принять его грешную душу. Он и Иов прощают друг друга и приходят к согласию: что было, то прошло. Иов спрашивает Анатолия, как ему жить дальше. Старец отвечает: «Все мы грешники. Живи как можешь. Старайся только не больно грешить». Анатолий умирает. Он замолил грех.

Прошлое как иносказание

Премьера «Острова», созданного частной студией Лунгина при поддержке телеканала «Россия», состоялась 27 июня 2006 года на кинофестивале «Кинотавр». Сопродюсерами стали компания «Наше кино» и кинотеатры «Каро».

Общероссийская премьера прошла 23 ноября под слоганом «Здесь происходит необъяснимое». Фильм заработал 2,5 миллиона долларов – сумма относительно скромная, но неожиданная для фильма, поначалу считавшегося артхаусным продуктом. На съемках «Острова» Лунгин вновь работал с Петром Мамоновым, который сыграл саксофониста в его картине «Такси-блюз» (1990), а теперь исполнил роль Анатолия.

О значимости фильма следует судить не по бокс-офису, а по тому эффекту, который он произвел, подняв волну обсуждений в прессе, на телевидении, в интернете. На православных сайтах и в ведущих газетах отмечалось, что Лунгин и Мамонов пережили в 1990‐е годы духовное перерождение. Для обоих первое постсоветское десятилетие стало временем для пересмотра их жизни и творчества. Оба пришли к выводу, что православие – лучший путь к духовному обновлению после семи десятков лет под властью коммунистической идеологии. Лунгин впервые был замечен благодаря фильмам, в которых показывал, как эта идеология разъедает советское общество. В фильме «Такси-блюз», удостоенном приза за лучшую режиссуру Каннского кинофестиваля, он внимательно рассмотрел отношения между водителем такси – антисемитом-коммунистом и саксофонистом – евреем-космополитом, однажды вечером севшим в его машину. Его следующая картина «Луна-парк» (1992) исследовала проблему скинхедов, банды которых возникли после распада Советского Союза. В обоих фильмах Лунгин вплотную касался темы антисемитизма в позднем СССР и в раннем постсоветском обществе, выявляя предрассудки, питавшие ненависть. Вместе с тем в этих фильмах просматривалась обнадеживающая перспектива. В дальнейшем Лунгин сосредоточился на обстоятельствах, сопутствовавших переходу к капитализму («Свадьба», 2000; «Олигарх», 2002 – по мотивам фактов из жизни Бориса Березовского); экранизировал для телевидения «Мертвые души» Гоголя. Ничто в траектории его творческой биографии не указывало на то, что когда-нибудь он снимет фильм о монашестве и искуплении греха.

Но вот он прочел дипломный сценарий Дмитрия Соболева, 32-летнего выпускника ВГИКа, писавшего под руководством Юрия Арабова. По словам Соболева, он взялся за тему христианства в СССР, потому что

вся культура – и европейская, и российская – стоит на христианстве. В России даже приход коммунизма ничего не испортил в христианских координатах, люди считали добром после революции то же, что и до революции.

Сценарист продолжает:

Главное для меня в этом фильме и в жизни – покаяние. Мы все совершаем ошибки, все грешим. <…> Мне кажется, что главное для человека – это стремление к свободе. Свобода по-христиански достигается через покаяние495.

Взявшись читать сценарий после работы над телесериалом, Лунгин уже не мог о нем забыть. В одном интервью он признавался: «Счастье такое бывает раз в жизни». Текст будто взывал к его религиозному чувству и показался режиссеру проводником к «духовному возрождению российского кино»496. В итоге «идеологическое и духовное христианство» заставили его взяться за постановку картины497. В этом сценарии Лунгин увидел шанс поразмыслить над православным понятием «юродства» как одного из источников обретения духовной опоры, которая требовалась постсоветскому обществу. Юродивые намеренно вели аскетичный образ жизни, говорили загадками и зачастую отстаивали свою позицию самым невероятным образом498. Лунгин полагал, что России, новый мир которой растлевает души, требовалось напоминание о самой идее юродства.

Если раньше советская власть видела угрозу извне, то теперь она поселилась внутри. Общество разъедают искушения, компромиссы, соблазны потребления. Сегодня им трудно противостоять. Я, говорил Лунгин, знаю людей, которые стойко вели себя перед лицом советской власти, но оказались беззащитными перед властью денег. Но люди остаются людьми, а Россия остается Россией, всегда жившей идеалами, борьбой идей. Она не могла превратиться в супермаркет, где люди живут потреблением. Сегодня, согласно Лунгину, России необходимо вооружиться идеями XIX века о грехе, стыде и покаянии. «Чувство греховности, чувство стыда, чувство больной совести – это нормальные чувства человека». Лунгин признает, что не знает за собой