Пиар-менеджер компании Lesta Production Александр Скаковский называет цифру в 70 тысяч копий игры по следам фильма (столько было продано только за три первых месяца). Коммерческий успех разогрел интерес за рубежом – в Польше, Чехии, Венгрии, Сербии, Хорватии, Китае, Франции и Англии; компьютерные компании в этих странах приобрели права на создание своих версий, появившихся в конце 2009 года476.

Скаковский объясняет популярность игры успехом фильма и общим интересом к военным играм, а ее относительно умеренный рейтинг – возрастными ограничениями. Компания «1C» тоже заявляла о том, что их игра «была очень популярна в России, особенно среди игроков, которым интересны игры, основанные на истории», но не назвала цифры продаж «из‐за ограничений по контракту с разработчиком», то есть с Пучковым477. Скромный успех «порадовал» самого Пучкова и вдохновил на создание новой компьютерной игры, адресованной подросткам, чтобы они «узнали эту историю, какой она была в реальности»478. И хотя игру Гоблина купили меньшее число россиян, тем, кто ее приобрел, она понравилась больше, чем оба проекта Бондарчука.

Игры и фильм о войне в Афганистане свидетельствуют, что версия Бондарчука остается более предпочтительной. Тем временем Гоблин не признал поражения и приготовил потребителю новые варианты демонстрации своих взглядов. В 2008 году он опубликовал в санкт-петербургском издательстве «Крылов» книгу «За державу обидно: Вопросы и ответы про СССР»479. В ней он пытается найти «правдивые ответы» на жгучие вопросы истории. Был ли СССР плох или хорош? Сколько людей уничтожил Сталин и что россияне должны о нем думать? В том же году у того же издателя Гоблин опубликовал «Мужские разговоры за жизнь». Здесь он продолжает искать «правдивые ответы» на такие животрепещущие вопросы, как «нужен ли русскому пистолет, как очистить генофонд, почему нужно любить Родину и надо ли давать отпор фашиствующим ментам»480.

Пожалуй, лучше всего влияние, оказанное «9‐й ротой», суммировал лидер Российского союза ветеранов Афганистана Вячеслав Некрасов:

У меня смешанные чувства по поводу этого фильма. Он очень динамичный и эмоциональный. Но Бондарчук показывает две войны, нашу и не нашу. Некоторые эпизоды напоминают о том, что мы чувствовали в то время – прощаясь с родными и стреляя в человека. Но слишком многие детали неверны481.

Гоблин и его геймеры в основном совпадают во мнениях. Жестко критикуя идеологию фильма, Пучков тем не менее рекомендовал его посмотреть.

Игра с прошлым в кино или на компьютере началась с правды о войне Бондарчука. Независимо от того, что о его проектах думал тот или иной россиянин, Бондарчуку удалось вернуть обществу забытую войну с целью ее переосмысления.

Часть III. Назад в СССР

В нулевые годы брежневская эпоха служила одновременно источником тяжелейшей ностальгической тоски и яростного осуждения. По данным некоторых опросов многие россияне были бы не прочь вновь оказаться в ситуации позднего социализма, предпочитая вернуться к временам Брежнева, но не Сталина и тем более не к девяностым482. Россияне с удовольствием смотрели цикл телепередач Парфенова «Намедни», посвященных политике, культуре и повседневной жизни страны с 1961 по 2003 год. Программа начала выходить в эфир в 1997‐м и включала 43 выпуска; в 2009‐м Парфенов стал публиковать книги по ее материалам. Комментируя явно ностальгический флер проекта, журналистка Александра Самарина заметила, что брежневская эпоха превратилась в новую «Россию, которую мы потеряли»; время, когда каждый чувствовал себя в безопасности; когда Афганская война еще воспринималась, как героическая и казалось, что государство о нем заботится. «Если бы „Дорогой Леонид Ильич“ выставил сегодня свою кандидатуру на президентских выборах, он бы легко обошел всех нынешних кандидатов», – заключила Самарина483.

Она могла бы добавить, что россияне нового времени тепло вспоминали эпоху Брежнева благодаря кинематографу. Влияние СМИ на потребителя было замечено государством в 1960‐е годы, когда в обиход вошел социологический мониторинг. В годы правления Брежнева создатели кинофильмов стали в большей степени учитывать запросы публики, на экране появились ее фавориты: комедии Леонида Гайдая и Эльдара Рязанова, мелодрамы, такие как «Москва слезам не верит», и приключенческий экшен «Пираты XX века», установивший кассовый рекорд советского кино484. То же самое можно сказать о телевидении брежневской эпохи: исследования убедительно доказывают, что сериальные хиты 1970‐х, такие как «Семнадцать мгновений весны» и «Место встречи изменить нельзя», не обнаруживали признаков стагнации и способствовали созданию новых ценностей, не всегда совпадавших с государственной идеологией485. Потому и неудивительно, что брежневская эпоха могла вспоминаться с ностальгической теплотой.

В августе 2008 года петербургский журнал «Сеанс» посвятил проблеме ностальгии специальный блок, озаглавленный Back in the USSR. В него вошли 14 текстов знаменитых россиян от историков до рок-звезд. Подборку открывало интервью со специалистом по Петровской эпохе Евгением Анисимовым, который сказал: «В России господствующая идеология почти всегда строится на том, что наше будущее – это наше прошлое»486. На вопрос об обращении к прошлому и ностальгии по СССР Анисимов ответил, что он оптимист. И, хотя история его ничему не научила, «частная собственность и глобализация <…> делают невозможным возврат в прошлое»487.

Привлекательность брежневской эпохи для современной России объяснялась по-разному. Ресторатор Алексей Зимин утверждает, что в этом есть нечто от ощущения утраченного детства и памяти о сильных ощущениях, которые человек испытывал, «слившись с миллионами в соборном чувстве Родины» вследствие жизни в могущественной империи488. Поэт Тимур Кибиров, напротив, заявил: «Я считаю, что ничего ужаснее, чем Советское государство, не было и нет. Надеюсь, и не будет». И тут же добавил: «Но это была наша жизнь, а человеческая жизнь не может быть мусором». По Кибирову, «отношение к советскому миру не может не быть двойственным». С одной стороны, «мерзости режима», с другой – мир обыкновенных советских людей и хороших фильмов, созданный совсем не Сталиным489.

Ностальгия по брежневской эпохе, по крайней мере в глазах участников этой дискуссии, была не чем иным, как обыкновенным воспоминанием о собственном детстве и ушедшем времени, которое уже не вернется. Как комментировал лидер группы «Ленинград» Сергей Шнуров,

над Брежневым смеялись решительно все. Идеология, партия были уже не всерьез. <…> Но