Леди не поленилась съездить в «Путь Воина», проверить подлинность его слов. Вин догадывался, скольких усилий ей должна была стоить эта поездка. Добиться встречи с кем-либо из сотрудников одного из самых закрытых заведений было ох, как непросто. И, тем не менее, мастер добилась. Как, впрочем, и информации о бывшем ученике, что тоже выглядело довольно абсурдно. Как правило, в среде школ не допускались подобные вольности. Ирвин был абсолютно уверен, что во всем, касающемся обучения, Леди придется довольствоваться словами ученика. Осознав, что теперь мастер в курсе многих деталей, Вин ощутил страх. Он понимал, что поступает непростительно, утаивая от Леди информацию. Тем не менее, рассказать ей всю правду он не смел. Во многом, из-за того, что не желал, чтобы она узнала его прошлого. За полгода в жизни Ирвина изменилось все. Включая его самого. За многие свои прошлые поступки Вин испытывал стыд. То, что раньше казалось естественным и правильным, теперь выглядело отвратительно. А изменилось, фактически, только отношение к людям. Он больше не считал их существами второго сорта.

Беседуя с наставницей, Вин вовсе не желал обманывать, хотел лишь только недоговорить. Опустить очерняющие его подробности. В результате, ложь цеплялась за ложь, и конца и края этому не было видно. Ирвину пришлось назвать имя Фридриха Тевса. Теперь, когда вампир размышлял о предстоящей встрече бывшего наставника и нынешнего, он испытывал обреченность. Чувство, когда знаешь, что все рычаги уже нажаты, шлюзы открыты, и ты совсем ничего не можешь сделать, наблюдая, как сметает хрупкие плотины освободившийся поток.

Ирвин был уверен, что Леди накажет его за ложь. Не упустит шанса вновь указать вампиру его место, продемонстрировав превосходство. Он даже мысленно настроился провести несколько дней в своей комнате, в кровати, ожидая, пока чудесная вампирская регенерация восстановит его здоровье. Но мастер не сделала даже попытки унизить ученика, не говоря уже о применении силы. И он не понимал, почему. Весь его прошлый опыт настаивал на другой линии развития событий.

Вин не мог объяснить реакцию Леди на подслушанный разговор. Да, вероятнее всего, она не ожидала, что вампир может испытывать такую разнообразную гамму чувств. Возможно, не представляла себе, что зубастый захочет сдерживаться, пытаясь уберечь окружающих людей. Удивление было вполне закономерно. Неожиданностью стало сочувствие. Его Ирвин ощущал кожей. Телом. В каждом взгляде Леди. В каждом жесте. В теплых, бережных интонациях. Она сопереживала ему. Пыталась понять. Пыталась прочувствовать то, что чувствовал он.

И этот дурацкий эпизод с волосами… В действиях Леди не было злости. Не было удовлетворенного торжества, не было радости от подчинения. Столкнувшись с неповиновением, мастер попросту решила не тратить слова, а объяснить делом. Разве что, в самом конце вспылила, но Вин признавал, что объективно виноват сам. Он спровоцировал наемницу и получил реакцию сполна. Леди в очередной раз объяснила, кто из них мастер. Умудрившись сделать это не слишком унизительно. Она продемонстрировала уважение к ученику. И это тоже было непривычно для вампира.

Дарованная свобода стала последним штрихом, добавив портрету наемницы ореол святости. Вампиру трудно давалось определение таких сложных и смешанных чувств. Слишком многосоставны они были. Его отношение к Леди складывалось из десятка разнообразных ингредиентов. В основе теперь лежало уважение. Уверенность в ней, в ее силе, в ее знаниях и мастерстве. Остроты добавлял страх допустить ошибку. Наемница стала первой, кто после оборота согласился увидеть в Вине человека. И он совершенно не желал ее разочаровывать. Тонким слоем поверх разлилось доверие. Пока еще непрочное, едва зарождающееся. А скрепляло все какое-то странное чувство, природы которого Вин пока не мог постичь. Что-то, что заставляло его улыбаться в ответ на улыбку мастера. И удваивало силы, если наставница хвалила ученика.

Ирвин откинулся в кресле, подставляя лицо первому свету, тонкому и острому, словно лист бумаги. Неприятные ощущения еще бились отголоском в сознании, но солнце давно уже не обжигало его. Хотелось есть. Тем не менее, Ирвин принял решение держаться столько, сколько сможет. Терпение давалось тяжело, но оно того стоило. Вину не нравилось быть вампиром. Он хотел обратно. И цель определенно оправдывала средства. Вин постарался думать о девушке, которую сегодня уступил Саньке, и, на некоторое время, его это отвлекло. Потом Ирвин задремал.

Леди спустилась в гостиную только к двум часам дня. Выглядела она не лучшим образом: бледное, осунувшееся лицо, круги под глазами и обреченное выражение. Ирвин выключил телевизор, улыбнулся ей как можно более дружелюбно и поинтересовался:

— Как ты?

Леди скорчила недовольную гримасу, прошла в кухню и выудила из холодильника бутылку пива. Но, вместо того, чтобы открыть, перехватила поудобнее за горлышко и прижала холодное влажное стекло ко лбу. Свободной рукой она достала с полки початый блок сигарет, выудила пачку и попыталась открыть. Вин молча поднялся, подошел к ней и протянул ладонь:

— Давай я.

Мастер безмолвно отдала ему пачку, и, пока он возился с оберткой, доставал сигарету и прикуривал, наемница добыла аптечку. Не говоря ни слова, Леди взяла из его рук горящую сигарету и затянулась. Ни брезгливости, ни отвращения на ее лице при этом не отразилось. Ирвин выдохнул, прогоняя из легких дым. Сигареты его мастера были не так крепки, как Санькины, но влияние никотина на свой организм он уже почувствовал. Постаравшись затолкать свое раздражение поглубже, Вин распахнул большое окно. Леди сердито зыркнула в его сторону, но сигарету затушила, проследив, чтобы ни одной тлеющей искорки не осталось. Не отнимая бутылки ото лба, наемница сунула аптечку подмышку и вернулась в гостиную, со стоном плюхнувшись на диван. Вин сел напротив, в кресло, и сочувственно поинтересовался:

— Плохо?

Леди бросила на него раздраженный взгляд и, открывая аптечку, буркнула:

— Не то слово. Ты, конечно, из-за похмелья не мучаешься?

— Почему? — удивился Ирвин. — Бывает. Но, думаю, не так сурово, как люди.

Наемница, наконец, нашла в аптечке обезболивающее, высвободила две таблетки, и потянулась к горлышку бутылки с выражением мрачной решимости. Вин тут же рванулся вперед:

— Мастер, ты меня извини, конечно, но можно я тебе минералки принесу?

— Валяй, — согласилась Леди, послушно отпуская бутылку и откидывая голову назад. Вампир унес пиво и принес стакан негазированной минеральной воды. Он чувствовал, что, несмотря на разбитость наемницы, разговаривать с ней нужно осторожно. Конечно, сейчас Леди не в состоянии проводить воспитательные работы, но что-то подсказывало вампиру, что эта женщина вряд ли что-то забудет. Ирвина посетила странная мысль, что сейчас он вполне может попытаться помериться с ней силами. И победить. Возможно, убить. Мысль была забавна и притягательна от того, что Леди его совершенно не боялась.

Наемница выпила таблетки и вновь откинулась на спинку дивана. Вампир некоторое время наблюдал за ней. Расслабленное лицо, прикрытые глаза, опустившиеся уголки губ, не скованные обычной усмешкой, и морщинки на веках создавали иллюзорное ощущение слабости и безопасности. Сейчас перед ним сидела уставшая женщина, хрупкая, измученная. Ничто в ней не говорило о смерти и крови. Вампир вновь поразился контрасту между Леди собранной и расслабленной. Пребывая в покое, его мастер выглядела значительно моложе, чем обычно. Чуть повернутая к нему голова заставляла мышцы шеи напрягаться, демонстрируя женственный изгиб плеча и тонкие ключицы. Вин сглотнул, едва оторвав взгляд от сонной артерии. Черная прядь упала на лицо наемницы, и подрагивавшие ресницы периодически задевали волосы. Затаив дыхание, Ирвин вытянул руку, чтобы отвести непослушную прядь, и тут же оценил обманчивость покоя. Ладонь Леди взметнулась вверх еще до того, как мастер могла бы почувствовать или увидеть движение, жесткие пальцы стальной хваткой сомкнулись на запястье ученика. При желании Вин вполне мог продолжить, дотянуться, но в жесте наемницы сквозило предупреждение, и его было достаточно. Вампир отдернул руку. Мастер не препятствовала этому, отпустив его.