Один шаг, маленький, робкий, даже не ступенька, даже не продвижение. Кубисты, фовисты, импрессионисты всего лишь заново открыли уже выраженное десятки тысячелетий назад. Все они были поражены, когда поняли, что по всему миру, во все времена, искусство Homo sapiens едино, единородно. Андре Дерен в 1955 году в своих письмах другому великому фовисту, Вламинку, сообщал: «Я немного взволнован своими прогулками по Лондону, особенно посещениями Британского музея и Музея негритянского искусства. Это поразительно, выразительно до сумасшествия».

А Пикассо, когда вышел из прекрасной и самой известной расписанной пещеры Альтамира в Испании, воскликнул то ли от восхищения, то ли от удовлетворения: «Они уже всё придумали!»

Каким таким волшебным образом произведения искусства могут не считаться с тысячелетиями, переговариваясь между собой с такой легкостью, прокладывая мосты через века, во всей своей свободе и при полном самообладании, начиная с момента своего происхождения? Десятки тысячелетий без объяснений сходятся к одному чувству, одному взгляду, затрагивают одну и ту же тонкую струну души?

Этот мост, не поддающийся никаким временным пропастям, радикально объединяет первые творения человека разумного от доисторического периода до примитивного искусства. Наш вид един. Только пелена нашего воспитания мешает нам увидеть вход в пещеру универсальности человека современного типа. Ключами, нацарапанными в первых расписанных пещерах, можно открыть наш, отныне полностью антропогенный, абсолютно искусственный мир. Все ключи для понимания всех обществ были сделаны при восхождении нашего вида, а мы не видим их в упор, мы ослеплены многочисленными очевидностями. Дерен нащупал единственный настоящий вывод, который можно сделать из этого: «Необходимо оставаться вечно молодыми, вечными детьми: так можно производить красоту на протяжении всей своей жизни. Иначе, когда мы поддаемся цивилизации, мы становимся роботами, легко приспосабливающимися к жизни, и все!..»

Прощай, половинка моя, я так тебя любил…

Эти очевидности, привлекающие наш взгляд несмотря на толщину времен, также приводят нас к мысли, что неандерталец может оказаться совсем не тем человеком, которым мы его себе представляем.

Неандерталец, мой старый близкий друг, до сегодняшнего дня не рисовал интересные картины в пещерах, не носил причудливые украшения, сделанные из мамонтовых бивней и оленьих рогов, не вытачивал из цветного камня животных или человеческие изображения. У него были, конечно, красивые каменные орудия и ремесла, которыми он великолепно владел. Но разве можно свести человечество к его ножам, орудиям и оружию?

Ведь нет?

Может быть, вы слышали о наскальной неандертальской живописи? О поющих флейтах, которые создание вырезáло из кости? О красивых браслетах из орлиных когтей или просверленных морских раковин? О роскошных головных уборах из перьев хищных птиц, почти как у ацтеков или у племени Лакота?

Если все это разожгло ваше любопытство, не ждите, сразу переходите к части, рассказывающей о неандертальском искусстве. Но приготовьтесь к тому, что вы не сможете вставить его в свою картину мира, ведь если создание и проявляет особую чувствительность, она не сравнима с нашей, и позже мы увидим тонкость этой экзотической восприимчивости, до сих пор полностью не исследованной.

Неандерталец, вероятно, не наш двойник. Очевидности, по ощущениям свойственные всем людям с тех пор, как человек стал человеком, и которые я только что представил, похоже, не касаются нашего создания. Оно не только отличается от нас, но оно еще и исчезло. Но исчезло помимо нас, не растворилось в наших генах, как кусочек сахара в теплой воде. Его гены настолько редки и неравномерно распределены в человеческих народах, что мы можем сегодня с уверенностью утверждать: в основе объяснения этого вымирания нет какой‑либо невероятной истории людоедской любви, в которой исчезающий вид стал матрицей нового человечества. Исходя из этой странной, несбыточной идеи некоторые из нас – наследники одного из исчезнувших человечеств. На самом деле скрещивания, смешения между разными видами – довольно банальное явление в природе. Многие виды кошачьих, псовых, медвежьих и свиных регулярно скрещиваются, и мы окружены тигрольвами, лиграми, свинокабанами и кабаносвиньями, но эти биологические химеры вовсе не освещают судьбу львов, тигров, свиней или кабанов.

Какая странная идея, какой парадокс: ассоциировать вымирание целого человечества с красивой историей любви, любви цельной, абсолютной, каннибальской, в которой один растворяется во втором. Действительно, красивая история, приятно послушать. Человечество не вымерло, просто произошло любовное слияние, 1 + 1 = 1. Прощай, половинка моя, я так тебя любил…

Подумать только, мы, бедные исследователи, бедные археологи, мы даже не уверены, что эти два человечества, живое и вымершее, когда‑то встречались на огромных европейских территориях неандертальских аборигенов, на том самом месте, где они вымерли. И вот мы опять за столом, за этим удивительным ужином с Цезарем или Карлом Великим, уж не знаю…

Сегодня на всем европейском континенте практически не существует археологических объектов, для которых наши измерения времени были бы достаточно точными, чтобы с уверенностью подтвердить встречу между этими двумя человечествами. Жертва опознана, но нет трупа, и мы не знаем, кто убийца. Мы даже не знаем, встречались ли жертва и подозреваемый.

На этом этапе, дамы и господа присяжные, опускайте занавес: дело пустое, освобождайте подсудимого. Специалисты обычно торопятся сделать это. Некоторые даже пробуют представить себе, что наши предки могли обосноваться на полностью заброшенных территориях, свободных от человеческого присутствия на протяжении сотен, а то и тысяч лет… Невозможно узнать, было ли совершено убийство или геноцид, потому что археологически этого просто‑напросто не видно. Идеальное преступление. Конечно, причина преступления очевидна – упростить колонизацию, – но где орудие преступления? Даже телá жертв никогда не были найдены. И алиби у подозреваемого замечательное: физическая встреча между двумя человечествами не может быть точно доказана ни на одной европейский территории.

Но не будем заблуждаться, это тройное оправдание не работает. Оно говорит не о действительных фактах, а о плохом качестве археологических данных, которыми мы располагаем, о событиях, произошедших 44 тысячи лет назад.

И все же, можно ли считать, что колонизация европейского континента людьми разумными стала одновременно и причиной, и самим процессом вымирания целого человечества?

Этот вопрос нельзя обойти на основании имеющихся знаний. Похоже, на самом деле, если присмотреться с помощью новейших методов, археологические, генетические, а также хронологические данные предоставляют нам инструменты, позволяющие доказать, что встреча все‑таки имела место. Следствие даже может приподнять завесу над особенными отношениями, в которые могли вступать некоторые из этих человеческих групп. Мотив может быть установлен рационально, и алиби начинает рассыпаться…

Остается узнать, что именно произошло. Чтобы максимально приблизиться к действительности, необходимо основываться на как можно более конкретных и точных археологических данных, вести целевые археологические раскопки в долгосрочной перспективе с высоким разрешением. А