Прав был Вариан или нет, сказать трудно, важен сам факт: юноша отстаивал свои принципы, невзирая на возможные негативные последствия.

Школы менялись, однако, школьные проблемы продолжались.

Учеба давалась легко, он много читал, уже в юном возрасте прочел Джеймса Джойса к неодобрению учителей[6].

Директор последней школы (Ривердейл), которую закончил Вариан, одно время отстранил несносного ученика от уроков «за потерю контроля над собой, непростительную дерзость» и прочие проделки, но отметил в характеристике, что «его ум во многих отношениях блестящ» и в нем «очевидны черты гения».

Что Вариан натворил, неизвестно, но один факт документирован: дирекции стал известен флирт 18-летнего юноши с женой одного из преподавателей. Позднее это происшествие Фрай сделал фабулой своей пьесы Чай и Симпатия – «одинокая жена и симпатичный молодой человек находят друг друга»[7].

Но учеба закончилась и пришла пора выбирать университет. Вариан Фрай решил поступать в Гарвард. Прекрасные знания по общественным дисциплинам плюс высокие оценки на выпускных экзаменах перевесили в глазах приемной комиссии малолестную характеристику, выданную директором школы.

В колледже Вариану представилось достаточно возможностей для развития своих интересов и увлечений в области литературы и искусства, а также для внеучебной деятельности. Важным моментом оказалось его знакомство с Линкольном Кирстейном[8], одногодком, жившим в одном с Варианом общежитии.

Энергичный Линкольн Кирстейн, едва поступив в Гарвард, уже на первом курсе уговорил Фрая предпринять попытку устроиться в редакционную группу университетского журнала Гарвард Адвокат, чтобы как-то повлиять на характер и направление публикуемых материалов. Кирстейн вспоминал: «Резкий антагонизм Вариана и мой собственный «модернизм», не допускающий отклонений, привели нас к ясному пониманию о невозможности завоевать Адвокат. В ответ на отказ редколлегии принять нас в свои ряды, оставалось только одно: начать собственный журнал и создать сенсацию».

И они её создали, основав журнал Хаунд энд Хорн – Собака и Рог; в качестве названия заимствовали строчку из стихотворения Белый Олень модернистского поэта Эзры Паунда. Финансировал издание отец Кирстейна, президент сети магазинов Файлинс. В первые годы предпочтение отдавалось статьям и заметкам студентов и бывших выпускников Гарварда, а затем появились и более весомые имена, такие как Гертруда Стайн, Томас Эллиот, Катерина Портер и т. п. Журнал стал весьма заметным явлением в литературной и общественной жизни бостонской интеллигенции и просуществовал до 1934 года

С первых же выпусков Фрай определил тон и стиль публикаций, и посвятил редакционной работе все свое время, выполняя многие функции. Вскоре, однако, между обоими издателями-компаньонами наметилось расхождение. Для привлечения большего круга читателей Кирстейн настаивал на разнообразии помещаемого материала. Фрай же хотел вывести журнал на чисто интеллектуальный уровень. Его подход не удивителен, ведь Фрай представлял собой классический тип интеллектуала – образованного, приятного в обращении, хотя порой не без скрытой насмешливости. По мнению Кирстейна, именно в этот период в Вариане укрепилось ощущение своего превосходства над другими. Он этого и не скрывал, постоянно пребывая уверенным в своей правоте. Разошлись приятели и по другим вопросам, особенно после того, как Кирстейн против воли компаньона добавил в редакцию двух сотрудников с отличной от Вариана идеологией.

Особая психологическая настроенность, проявившаяся еще в школьные годы, и выражавшаяся в нежелании идти на компромиссы, принять чужую точку зрения, утихомирить свою гордыню, привели к уходу Вариана из журнала.

Кирстейн оставил еще несколько любопытных строк о личности своего приятеля тех лет:

Уже тогда [1927] он был довольно продвинутым филологом-гуманитарием с приличным знанием греческого и латинского языков, отличным пианистом, со старомодными учтивыми манерами, носившими иногда саркастическую окраску. Он полагал, что превосходит своим умом всех однокурсников. В последнем я не был уверен, но чувствовал к нему симпатию, хотя осознавал скрытое в нем чувство высокомерия.

И в заключение: «он решил, что с него хватило моего непостоянства и недостаточной приверженности принятому курсу».

Однако дружба с Кирстейном и другими студентами не прекратилась. Всю свою энергию Вариан направил (кроме учебы, разумеется) на разнообразные увлечения, вечеринки и попойки.

Во время пребывания в Гарварде Вариан Фрай служил постоянным источником головной боли административно-преподавательского состава университета.

Биограф Шила Айзенберг (Sheila Isenberg) приводит несколько эпизодов из студенческой поры Вариана Фрая. По словам Катерины Дюран, жены одного из инструкторов колледжа, в последние годы учебы у них в Гарварде сложился круг блестящих, творчески одаренных и изобретательных на выдумку молодых людей, деливших свободное время между интеллектуальными дискуссиями и пьяными потасовками, причем и там, и там Вариан был заводилой. Дюран описала случай, когда он разбудил ее и мужа в полночь, посадил в свой автомобиль, и все отправились на вечеринку к Кирстейну. В одном месте дорога была перекрыта цепью. Фрай несколько раз ожесточенно пытался прорвать цепь машиной, произнося под нос, что никому не позволит противостоять его усилиям. Дюран полушутя-полусерьезно рекомендовала установить в Гарварде мемориальную доску в честь Фрая с надписью: «Тому, кто осмелился бросить вызов Власти и ее поползновениям навечно укротить человеческие страсти».

Его условно исключили, но он добился сокращения испытательного срока. За ним вереницей тянулись пропуски занятий, оправдываемые болезнью, как собственной, так и матери, не сданные вовремя экзамены, несчастный случай (автомобилем сбил мальчика), суд, впрочем, оправдавший Фрая, и, наконец, проделка окончательно, выведшая из себя руководство колледжа. Вариан и его подельник Алан Розенберг выкрали где-то знак «Продается» и водрузили его на лужайке перед домом Аббота Лоуэлла, президента Гарварда. Пойманные на месте преступления, оба на допросе врали. Фрай утверждал, что стрелял в голубей, Розенберг – что ждал машину. Нашему герою грозило полное исключение, но он упросил двух друзей – Эйлин Хьюз (на которой впоследствии женился) и профессора Вильяма Грина ходатайствовать за него. Профессор напирал в своей петиции на выдающиеся литературные способности студента, а Эйлин, как педагог, эксплуатировала тяжкое детство молодого человека и необходимость присутствия рядом с ним взрослого наставника (скрыв, что страстно влюблена в Вариана). Будучи сама редактором (журнала Атлантик Мансли), она подчеркнула литературный талант юноши и решимость добиваться успеха.

Вмешался и отец. В результате проказник, к своей радости, отделался временным отчислением. Через год ему разрешалось снова подавать документы на зачисление при условии, что во время наказания он будет работать на промышленном предприятии. И опять-таки непокорный студент попытался, ссылаясь на свой колит, гастрит, бронхит и еще бог знает что, увильнуть от работы на производстве, но тут он проиграл: пришлось пойти на завод, впрочем, не рабочим, а бухгалтером.

Восстановившись в университете с полугодовым испытательным сроком, Вариан пытался вести себя более сдержанно, хотя однажды попался в полицию, ввязавшись в