— Анна, бегите к выходу, быстрее! — прокричал Инкритий.

— Я поняла, пойдем, Эпсилон, нужно уходить.

— А папа?

— Он найдет нас, это ведь твой отец. Он найдет выход из любой ситуации, — превозмогая боль и пытаясь скрыть слезы на бледном лице, проговорила мама Эпсилона.

Анна вместе с сыном медленно шли по коридору. Резкая, пронзающая каждую клетку боль раздавалась в ее теле при каждом шаге и вдохе. Звуки выстрелов и сражений раздавались из толстых стен замка, сотрясая душу матери каждый раз.

Медленно пройдя практически до конца коридора, из-за спины за развалом, они услышали истошный крик, в котором узнавался голос Люпуса, заставляя ребенка обернуться.

— Это же дядя Люпус?

— Нет, нет, Эпсилон, тебе кажется, пойдем быстрее. Не переживай: все будет хорошо.

Анна, успокаивающая ребенка, прекрасно осознавала, что отчаянный крик действительно принадлежал помощнику и другу её мужа, оставшемуся вместе с ними с противоположной от завала стороны, что могло значить все что угодно, а значит, бежать нужно как можно быстрее. — Если я продолжу так ковылять, как раненая корова, шансов спастись у нас нет. — Тревожные мысли витали в ее голове, придавая решительности к отчаянному шагу.

— Эпси, послушай меня, я тебя задерживаю.

— Не говори так! — девятилетний мальчик взял свою маму за руку и посмотрел ей в глаза, в которых Анна не узнавала того робкого и застенчивого юношу, мечтавшего бороздить океаны. Она видела мужчину, доблестного и смелого, огонь в глазах которого разжигал костер надежды в ее душе. — Мы справимся мама!

Перед Анной стоял ребенок, раненая мать которого придала его душе силу и отвагу свойственную герою, такую, что некоторые мужчины не способны получить и за несколько жизней.

— Да, сын, прости меня. Конечно, мы справимся!

— Даже не сомневайся в этом, ведь мне еще буйное море бороздить, как тот мальчик, что переплыл его, так что оставаться тут нам никак нельзя.

Она улыбнулась и подмигнула сыну, после чего они продолжили путь.

При проходе в соседний коридор вакханалию взрывов вдруг нарушил разговор нескольких людей, возбужденно говорящих на неизвестном языке. Узнав в наречии говорящих чужеземные слова, Анна и Эпсилон быстро спрятались за каменным валуном, лежащим в небольшом темном помещении, предназначенном для хранения замковой утвари. Выглядывая в дверную щель, мальчик увидел с десяток пиратов, проходящих по длинному арочному коридору, в котором только что держали свой путь мать и ребенок. Казалось, пираты легкомысленно и громко о чем-то беседовали — возможно, о награбленных вещах или ожидаемой награде за столь быстро захваченный город, совершенно не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Но, как только они

достигли двери, один из них внезапно обратил внимание на пол со следами крови, что капали с лба Анны. Резкое молчание воцарилось в воздухе. Эпсилон, убрав свой взгляд из щели, спрятался за валун к матери, затаив дыхание в ожидании своей судьбы. Командным тоном на неизвестном языке один из разбойников, как решил мальчик, приказал исследовать коморку, близ которой следы прекратились. Ржавые петли двери проскрипели при открытии комнаты, и пара солдат вошла в темное продольное помещение. Набросив на себя черное покрывало, что лежало у камня, мать и ребенок в страхе молили богов о помощи, осознавая бедствие своего положения. Двое убийц медленно продвигались вперед, постепенно равняясь с семьей Огедай. Находясь буквально в паре метров друг от друга, лишь черное покрывало в темной комнате, словно мантия-невидимка, спасала дуэт. Вдруг один из исследователей тихо подозвал к себе рядом стоящего с покрывалом пирата, показывая на серебряный подсвечник, лежавший в углу комнаты. Оглянувшись, не видит ли их командир, один из разбойников тихо поднял добычу и положил к себе в сумку, после чего оба пирата отправились к выходу. Вновь прозвучало неизвестное наречие, и группа убийц двинулась дальше, оставляя уже попрощавшуюся с жизнью семью. Убедившись, что враг отошел, они скинули с себя покрывало и аккуратно последовали прочь из злосчастного места.

Выход из замка таился буквально за следующим Г-образным небольшим проходом, что с третьего этажа замка открывался в широкий зал для приема гостей. Анна, бывавшая в замке лишь на экскурсии пару десятков лет назад, смутно осознавала, где находится, благо, имеющий привилегии в виде знакомства с капитаном военного корпуса Ландау, Эпсилон изучил древний замок до дыр, имея доступ даже в запрещённые для экскурсии места.

— Еще чуть-чуть, мама, за тем поворотом зал и выход, — Эпсилон тянул мать за руку, спешно набирая темп в ожидании спасения.

— Чуть медленнее, Эпси, моя нога и ребра за тобой не угонятся, — кривя лицо от боли, ощущаемой при движении, отвечала Анна. — Странно. Говоришь, за тем поворотом зал? — Она потянула Эпсилона за руку, словно всадник тянет поводья, чтобы остановить скакуна, после чего приложила руку к губам, безмолвно сигнализируя сыну, что бы тот затих. — Слышишь?

— Что? — Эпсилон что есть сил пытался вслушаться, но слышал лишь канонаду взрывов где- то из-за стен крепости. Даже звуки сражения и металлических гонгов от биенья клинков утихли в коридорах замка.

— В том то и дело, что как-то слишком спокойно: ни сражения, ни криков людей, пока они бегут из замка. Быть может, они смогли отбить это место, и тогда нам не нужно бежать, а лишь ждать помощь столицы. Я уверена, они придут с часу на час. Сигнальные вороны уже были отправлены, помощь соседних городов должна быть на подходе.

— А что, если пираты испугались подмоги и убежали? — спросил Эпсилон, продолжая тянуть мать в перед.

— В том, что они убежали, я сомневаюсь. Вполне себе могли занять нижний и верхний город. Замок они взять не смогли, а значит, будут до последнего зверствовать и грабить город, пока не услышат, что пришла помощь, тогда и убегут. С Мелехом нужно что-то делать. Много лет назад, когда о нем только услышали, он грабил маленькие лодки, затем торговые, а после и большие военные суда. Дальше он обнаглел и начал грабить небольшие деревни, затем города, а теперь он просто уничтожил Ландау. Кто-то должен его остановить.

— Мама, я вырасту и обязательно отомщу ему! — с гордостью заявил сын, продолжая медленно проводить мать по заваленному осыпавшемуся камнями коридору.

— Не нужно жить местью, Эпсилон. Месть словно червь, жрущий твою душу, и, даже когда ты избавишься от него, останется лишь пустота, оставленная им. Люди, жаждущие отмщенья, забывают о своей жизни и живут лишь целью, а добившись нее, продолжают страдать, оставшись наедине со своим горем. Убийство и месть — порочный круг. Убьешь кого-либо — и породишь месть; месть же породит убийство, и так, пока