Шрифт:
Закладка:
«Отшельник» сам, почувствовав не дюжую усталость, кивнул собаке в сторону рюкзака, но тот только широко зевнув, простонал и больше не пошевелился:
— Ну «Михей»…, такой день, такая у нас радость, а ты… Ну да отдыхай, я сам… — Обойдя костер с любующимися небом «новорожденными», он запустил руку в раскрытую горловину вещмешка, вынул мягкую кожаную емкость и с удивлением посмотрел на нее — она оказалась пуста:
— Ну вот старина, то ли выпил кто…, что вряд ли, то ли Господь, наконец, призовет к себе — слава Богу за все!.. «Михей», чуть приподнявшись, оттолкнулся одноименными лапами в сторону и перевернувшись на спину, пождал лапы. Так, бывало, когда он хотел выразить особенное удовлетворение.
— Ааа… Значит радуешься тоже!.. Пузо тебе почесать?… А ведь грустно их оставлять… Что с миром сталось. Когда я только заступал, бесятина только брала в свои руки управление страшными правами, а сейчас… — Пес забурчал и заворчал недовольно.
— Знаю, знаю, что всегда бывает такое, но всегда, кто-то да остается преданным Богу… Привык я…, чувствовать тяжелую ответственность, так и не веря, что один из них. Гордыня это, наверное, Господь управит… Недолго, недолго нам с тобой ждать то… Пойдешь со мной?… — Пес мотнул головой. На его большой морщинистой морде особо, как-то заблестели преданные глаза, он высунул большой, широкий язык и запыхтел. Никодим, присел на колени перед другом, начав чесать ему пузо, сжал губы и глубоко вздохнув, простонал:
— То-то…, что твоя душа, будь ты собакой, была бы смертна, но ты ведь, слава Богу, не просто собака, но только я об этом знаю… Так, как ты любят только Ангелы. Вымолил я тебя у Боженьки, прося показать хоть раз, вот он мне и пустил тебя…, маленьким, несмышленым увальнем… Помнишь? Из этого вот бора я выходил, и вдруг «тяв» да «тяв»… — кто-то тявкал, а видать то и не было… Сорок лет назад это было… Столько собаки не живут…, не всем далеко и людям такое выпадает… Пора вести их… дальше… — В ответ отозвалась неожиданная тишина, сквозь которую пробился еле слышный разговор двух людей.
Голос и интонации одного хорошо были знакомы «хранителю», второй модой, но отливавший интонациями ветхого зла, что идентифицировал Никодим интуитивно — человек и собака напрягшись. Закрыв глаза, «отшельник» застыл и начал перебирать губами. Постепенно перед ним исчезли его попутчики и проявились, вместо них, сидящие у костра двое мужчин. Лица их серые, изможденные, глаза, блестящие не от усталости, а не воплотившейся злобы и не сбывшихся планов. Тот, что помладше, но явно верховодивший, резко и зло бросил:
— Где их носит?! Ты же сказал, что они должны быть на этом бугре, а потом на другой берег должны перейти! Дождь этот надоел и где эта река?!!! Слава злу, хоть огонь не тухнет!.. — Немного помолчав, он поднял голову, разглядел спрятавшийся взгляд Смысловского, и с ядовитой улыбкой продолжил:
— Ты давно служишь демону?
— Нет, я и понял то не сразу…
— А я и родился с ним в сердце… Ему нужна жертва. Он говорил, что у тебя есть две девочки…
— Были…, я их убил…
— Убить просто — это не служба! Это собственный эгоизм — ты сделал это ради своего удовольствия, а не в угоду господину, что есть малое зло, не полезное, если стало причиной невозможности более сильного…
— Нет, я сделал это от испуга, я еще не знал, что нужно делать…
— Где можно найти жертву?
— Я не знаю…, хотя мы проезжали одну деревню, там…
— Что?! Что там?!
— Я видел бабку и во дворе была девочка с козой…, и больше никого…
— Это далеко отсюда?
— Нет… Кажется по ходу к горе нам нужной…
— Ты знаешь, где жертвенник?
— По карте понял — тоже не далеко, все по дороге. Но где же эти? Надо их найти! Река точно здесь… Здесь пересечение двух миров, здесь точно река была, причем на тот берег можно было попасть не переходя ее, я помню, хотя и не знаю, как это сделать…
— По памяти, тысяча чертей!
— Надо идти, возможно, этот мир с ангелами прячет от нас братьев Распятого… — Никодим, глубоко вздохнув, посмотрел на напрягшегося «Михея», все продолжавшего валяться на спине, махнул рукой и говорившие, вместе с пасмурной погодой исчезли. Пес перевернулся, встал и приблизившись к «отшельнику», поднявшись на задние лапы, лизнул в щеку. Большой шершавый язык царапнув по коже, оставил влажный след. Оба отошли от костра, чтобы не мешать наслаждающимся чистотой духовного мира людям и тихонечко заговорили:
— Ну что, брат мой, кажется, пришло наше с тобой время… Что будем делать с этими слугами лукавого? Сами они не сгинут, бору не навредят, а вот ребятам могут, да иии…, ты же теперь знаешь их намерения и то, что они не остановятся.
— Дааа… Это тот самый древний демон с ним можно договориться только принеся жертву, тогда он уступает и делает, что у него просят…
— Мы не можем допустить жертвоприношений на этой земле!
— Но мы можем пожертвовать собой ради других — не для этого ли мы здесь?
— Идет. А сейчас?
— А сейчас Господь должен указать на свой выбор… Мы уйдем вместе…
— Хорошо, пойдем, нам нужно отвести претендентов в следующее место, которое укажет Сущий…
Вернувшись, они застали отца Олега, Марину, Захара Ильича и Олега уже пришедшими в себя и допивающими остывающий напиток. Никодим, взяв свою кружку, наполнил ее на половину и, отхлебнув, поинтересовался с интонацией, содержащей в себе ответ:
— Ну что, красны молодцы и девицы, бор долгих остановок не любит, готовы идти дальше?
— А «дальше» — это куда?… — Марина, очарованная и самим местом, и произошедшим, не могла представить, что может быть еще, что-то величественней и чудеснее, на что «отшельник», понимающий, что важнее не испытать, а сохранить опыт испытанного, произнес:
— Вот и посмотрим, здесь человек мало решает…, одна задача у каждого из вас — оценить, вложить в сердце все пережитое, сохранить и помнить о том, зачем сегодня все это дается. Явственнее, чем сейчас Господь в вас не будет боле, хотя от вас это и зависит — либо с Ним останетесь, или,