— Ни животное это, а Ангел, придет время и твой появится, в каком-то обличии. Вот у Прохора — ужик, у Андрея — сокол…, ну да сам увидишь — Господь сподобит. Ну самое время тебе водицы испить и понять, как здесь ориентироваться. С пол часа Никодим водил Олега с закрытыми глазами, держащегося за его руку. Каждые несколько шагов, старец велел открывать глаза и пытаться сориентироваться. Получилось не сразу, поскольку нужно было не столько понять, сколько поверить тому, что под ногой окажется ни та кочка, которую ты видишь, а неизреченной и неизъяснимой чудесной прозорливостью Бога появляющаяся часть земляного покрова бора. Походка великана поменялась, его тяжелые ноги обрели легкость и мягкую поступь.

— Ну теперь веди.

— Куда же?

— Ну мы на каком бережку?

— Нааа ле… нет! на правом…. Нет-нет, конечно, на левом.

— Именно, а чтобы живой водицы испить, нужно зачерпнуть с правого бережка, стоя лицом на восток…

— Ну так надо в брод или вплавь — разве так не надежнее…

— Многие так пытались, но все там же оказывались, лишь «хранитель» может попасть на правый берег.

— Да как же это, отченька-то?

— Снова-здорово! Думай о месте назначении, поднимай ногу над землей и не спеша опускай, как только почувствуешь, что поверхность под ступней — опирайся. Пошел!.. — Монах перекрестился, понял ногу и начал опускать, опуская услышал, как зашелестела трава, и вдруг камень опустился на камень, ступня почувствовала твердую поверхность, наступив на угол камня, он спотыкнулся и начал падать:

— Господь поддержит!.. — Крикнул Никодим.

— И то верно… — Совершенно упав, он как-то с нарушением всех законов физики выровнялся, вернувшись в прежнее положение…

— Давай, давай, еще не дошли… — Сделав еще несколько десятков шагов, новый «отшельник», услышав журчание источника, открыл глаза, и увидел берег реки, усыпанный белыми костями. От неожиданности гигант отпрыгнул, но опустился на кости же, которые оказались весьма крепкими. Рядом стоял старец и, снова принявший облик пса, Ангел:

— Да, здесь много останков, и здесь их земля вытесняет на поверхность, найдешь новые не захоранивай — отпевай, совершай панихидку, здесь не только воины, но и те, кто знал Бога, они сюда приходили упокаиваться — святая земля. Не все пророки, не все святые известны, большинство отшельники, ушедшие от людей, но молившиеся за них. Молись особенно, когда поутру начнет испаряться с праха роса — большое облегчение душам грешников, праведникам то не важно.

Иди, брат мой, пей стоя лицом на восток — святая водица, можешь не крестить…

Через несколько минут бывший священник, еще недавно совсем больной, теперь здоровее любого, провожаемый двумя необыкновенными существами, подходил к краю бора, обрамленного высокими деревьями:

— Отче, когда мы увидимся?

— Скоро, брат мой, скоро — на Небе это мгновение, а здесь пройдет, может быть, пятьдесят, а может и сто лет, но что это для бесконечности. Мы будем тебя встречать, как нас уже встречают те, кого я сменил… Иди, с Богом! Трое обнялись и облобызались по-христиански и расстались…

«Отшельник», сделав первый шаг на залитый солнцем луг, увидел впереди идущих метрах в десяти своих друзей:

— Благодарю, что подождали!.. — Обернувшись с небольшим испугом и непониманием во взглядах, совершенно не ожидавшие его появления, все остановились. Марина ответила за всех:

— А мы и не ждали — сами только вышли…, ну что отче, чего теперь?

— Господь управит… — Широкими, уверенными шагами он повел попутчиков к месту, где еще ночью стояла машина, походя к месту, он увидели ее полное отсутствие. Олег молчал, Лагидзе возмущался, «хранитель», взглянув на Олега, успокоил:

— Знаю, что ты хотел, как лучше, но лучше всегда так, как Богу угодно! Успеем!.. Послышался шум со стороны еще видимого бора. Над вершинами леса поднималось два вихря, но скоро все затихло, чтобы раздаться двумя снопами света, устремленными в Небо. Ударив в небосвод, они быстро иссякли, в места же от куда они исходили, ударили две молнии при ярком солнце и послышался гром, в котором ясно слышалось «Слава Богу за все!»…

— Что это?!.. — Марина никак не могла привыкнуть к чудности этого места. Отец Олег обнял сестру:

— Не бойся, Маринушка, это Никодим с Ангелом ушли… — Марина, выпятив нижнюю губку, расстроено посмотрела снизу вверх:

— Умерли?

— Души не умирают, и смерти нет, они ушли, куда давно хотели, скоро нас встретят — там и сто лет, как мгновение… — Взяв все вещи у попутчиков и закинув их за плечи, «отшельник» хотел уже направиться в сторону от бора, как послышался другой звук и кряхтение с сопением, кто-то приближался, быстро пробираясь в траве. Лагидзе, Марина, Олег, предполагая, что-то нехорошее, прибавили, ускорив шаг. «Хранитель» же, напротив, остановился и развернулся. Скоро появилась черная мохнатая спина, волнообразно мелькающая над травой в такт прыжкам. Отец Олег стоял на самом обрезе траве. Аккуратно раздвинув носом траву на виду людей, появилось наглая моська медвежонка. Он посмотрел на стоявших перед ним и понимая, что опасности нет, выбрав самого здорового, направился к нему, деловито косолапя. Подойдя к ногам, он, перебирая лапами, поднялся опираясь на ноги мужчин, встал и забурчал, что-то себе в нос. Священник, положил поклажу на землю, присел, погладил, прислушался и неожиданно засмеялся:

— Да ты никак «Отче Наш» мычишь?! Ну хорошо, если это ты…, о ком предупреждал, то будееешь… «Лукой»… — Схватив, улыбаясь одной рукой вещи и закинув их за спину, он протянул оставшуюся свободной, в сторону, как делают родители, желая, что бы дети взялись за кисть, и сразу почувствовал маленькую, но мощную мохнатую лапку животного:

— Я знал, что это ты, ну ладно лезь на спину… — Подняв руку с малышом над головой, он водрузил поверх вещей и «Луку». Компания засмеялась, предвкушая счастливое продолжение нового знакомства, впрочем, не совсем понимая, кого послал Господь «отшельнику»… Разговаривая о событиях ночи, все пятеро отправились до ближайшего места, где мог бы работать мобильный телефон…

* * *

«Газель» уже с пол часа стояла в кустарнике недалеко от деревни, где жила бабушка и ее внучка. «Карлик» и Смысловский, спрятавшись за угол уже покосившейся, от старости избы, прислушивались к звукам внутри, пытаясь понять, есть ли там, кто-то еще.

Зло трусливо, поскольку опирается только на низменные чувства человека, его пороки и страсти, не имея совершенно ни одной опоры во вне. Но злой человек и злу то преданным постоянно быть не может, весь его внутренний мир сплошная разруха и дисгармония, ничего в нем не тянется к созиданию, а поскольку