то бы за собой утянул. Вот как так, а?!

– Не знаю. Ладно, пойду я, грустный разговор выходит, не люблю. Да и некогда мне, работать надо. Сказки скоро сдавать в печать, а у меня одна не дописана. И никак не складывается…

Мария поправила очки, виновато улыбнулась соседке и вызвала лифт. В подъезде воняло мусоропроводом и – почему-то– мокрой листвой, под которой так часто прячутся шляпки ненайденных грибов.

Или они просто никому не нужны?

Измена Родине

За Липатовым пришли под утро, когда самый сон. Звонок колоколом зазвенел в ушах, веревку снаружи чуть не оторвали, потом в дверь начали молотить кулаком. Электричества в доме никогда и не было, так что брести к двери пришлось впотьмах.

Липатов, зевая, повернул ручку замка, собираясь сказать нечто грубое, но не успел. Дверь словно ожила, пнула его, отбросив назад в коридор. Из темного проема хлынули люди в форме – один, двое… Всего четверо. Без оружия, но угрожающего облика.

– Что за?.. – сказал Липатов, но получил удар под дых и следующие пару минут сидел на корточках, восстанавливая дыхание. Над ним стоял суровый мужик в шинели, расставив ноги и контролируя задержанного. От шинели едко воняло дешевым табаком и почему-то псиной.

– Никого, господин капитан госбезопасности! – донесся откуда-то сверху Липатова грубый голос. – Один живет, сволочь.

– Знаю, что один, Востриков, – сказал тот, что в шинели. – Начинай обыск!

Липатов шумно выдохнул, собираясь встать, но увесистый сапог ткнул его в грудь.

– Лежать, скотина!

Больно стукнувшись затылком о стену спорить не приходилось: сиди в уголочке и наблюдай снизу за великанами.

По всей квартирке стоял звон и грохот. Мелькали лучи редких нынче фонариков. Чем бы ни закончился визит госбезопасности, целых вещей резко поубавится.

– Нашел, господин капитан госбезопасности! – обрадованно прокричал кто-то из тех, кто шуршал, звенел и громыхал нехитрыми липатовскими пожитками, постоянно роняя вещи на пол. – В кастрюле прятал, змей супоросный! В шкафу!

– Подымайся! – хмуро сказал тот, что в шинели и сапогах. Впрочем, они все были так одеты, для простоты назовем этого Капитаном. – Протокол снимать будем.

Липатов молча поднялся с пола, украдкой потирая грудь. «Как конь лягнул», – подумал он некстати, поглядывая на разоренное жилище. За неполные десять минут трое безопасников взрыли все его вещи словно отряд бульдозеров. Пол завален старыми куртками, открытыми книжками, на которых кое-где виднелись яркие штампы «Проверено цензурой» и шестиглавый енот – герб Империи. Разбитые тарелки и веер рассыпанных вилок поверх, словно мусор. Словно он не ел вчера из этой посуды пайковую куриную кожицу с деревянным маслом. Эх-х…

– Я требую общественного защитника! – пискнул было Липатов, но получил локтем в бок и заткнулся. Действительно, не время.

– Давай сюда, Востриков! – приказал Капитан. Подчиненный бережно протянул ему сверток с кулак размером, завернутый в носовой платок. – Ваше?

Липатов понурился. Кто-то настучал, не иначе. И теперь ехать ему в лучшем случае на север, там леса еще остались. Будет, кому валить. А в худшем – дальше городской тюрьмы не повезут. Там электрические стулья и свой генератор. Как раз для таких целей.

В так и оставшуюся распахнутой дверь заглянула соседка, привлеченная шумом. Испуганно скосила глаза на погром на полу, потом на людей в шинелях, негромко икнула и исчезла.

– Под запись! – приказал Капитан Вострикову. Тот послушно козырнул, как-то по-бабьи задрал полу шинели и достал из кармана штанов приборчик. Подышал на линзы, протер о плечо и нацелил камеру на Липатова.

– Фамилия, имя, отчество? Гражданство? Возраст? – требовательно спросил у него Капитан. – В глазок смотреть!

– Липатов Фархад Ю-Чжаньевич… – прошептал он. – Подданный Новой империи. Холост. Тридцать девять лет.

– Громче говори! – гаркнул Капитан так, что даже Востриков отпрянул, едва не уронив приборчик. Остальные двое в шинелях на всякий случай отошли подальше. Один наступил сапогом на осколок кружки и громко хрустнул. – Место работы и должность?

– Сводная армия учета фекальных масс. Машинист второго разряда уездного значения. Имею благодарности начальства за скоростной аудит нижнего смыва.

– Работяга ты, значит, Чжаньич… – с деланным сочувствием протянул Капитан. – Низший класс. Плохи твои дела, плохи… Благодарности тебе не помогут – тут политическая статья. Изменой попахивает.

На кухне хрипло прокашлялся репродуктор, зашипел и радостно начал играть гимн Империи – старинную мелодию «Калинки» в аранжировке Пекинского биг-бэнда балалаечников и техно-акынов. Гнусавый голос запел о величии шестиглавого енота, его любви к свободе и непримиримости к врагу. Пять утра, все верно.

Честным людям пора на работу, а вот нечестным сейчас тошно…

– Зачем запрещенные предметы хранишь? – перекрикивая радио, заорал Капитан. Выключать репродуктор было запрещено, а про регуляторы громкости никто даже не слышал. – Не любишь власть имперскую, гаденыш?

– Никак нет, люблю! – привычно прокричал Липатов. – Слава Императору! Все на борьбу с мелкими недостатками! Колосись, гаолянь! Славься край наш, цветущий чере-о-о-мухой, шестиглавого знамени сын!!!

Победная песня была глуповата словами, но это нормально для подобных композиций во все времена. Главное, петь погромче, иногда смахивая несуществующие слезы со щек.

Капитан дослушал куплет до конца, после чего деловито взял Липатова за уши и слегка отодвинувшись назад с удовольствием ударил его коленом в лицо, резко дернув задержанного на себя и вниз.

– Ы-ы-ы… – заплакал Липатов, выплюнув зуб. Слезы смешивались с кровью, капающей из разбитого носа и сочащейся изо рта. – Зафем вы таф срафу?!..

– Молчи, тварь! Быстро рассказывай, откуда запрещенный предмет, кто сообщники, что задумали против Сына Неба и Земли?

После этих слов все пятеро, включая Липатова, сделали синхронное движение руками – сложили ладони перед лицом и ткнулись в них лбами. Из репродуктора неслись последние новости о скором гниении западной конфедерации, повышении надоев черноморских дельфинов и рекордном урожае шишек хмеля на Вологодчине.

– Нашел на улице, – утерев кровавые сопли рукавом, быстро и сбивчиво отвечал Липатов, заискивающе улыбаясь в камеру. – Вчера. Иду со смены, гляжу – блестит что-то. Не рассмотрел, виноват, сунул в карман и пошел. Господин капитан!..

– … госбезопасности! – подсказал Востриков, не опуская камеру. – Именовать господина полностью, сокращение карается химической кастрацией.

– Господин капитан госбезопасности! Смилуйтесь! Ошибся, готов искупить… Я же верный сын Родины, подданный Его Императорского величества! Я же… Не арестовывайте, умоляю!

Пафос момента был смазан сочным плевком кровью себе под ноги – глотать уж очень противно. Липко и солоно.

Капитан посмотрел на Липатова с отвращением:

– Предмет найден не вчера, а не менее недели назад, уже врешь, подлец! Показывал другим подданным – отягощающие обстоятельства. Не сообщил и не сдал в госбезопасность. Идейный ты враг, Фархад Липатов! Закоренелый. Электростул по тебе плачет. Впрочем…

Липатов часто-часто закивал,