правах, а о существовании там модернизма вообще мало кто знал. Надежд на то, что именитые литераторы согласятся специально писать для еще не выходящего русского журнала, почти не было, поэтому приходилось рассчитывать или на личные связи, или на второй-третий сорт. Меньше всего проблем было с Англией: именитый оксфордский профессор Уильям Морфилл, редактор «The Athenaeum», лично знал Бальмонта и заочно Брюсова как обозревателей своего журнала и согласился стать корреспондентом «Весов».

О Германии писали русские немцы Максимилиан Шик и Артур Лютер. Шик в детстве жил в Москве и окончил гимназию в Лейпциге; вернувшись в конце 1901 года в Первопрестольную для получения русского аттестата зрелости, он увлекся «новым искусством», исправно посещал театральные премьеры, лекции и диспуты, а в конце 1902 года познакомился с Брюсовым, став его частым собеседником. В 1903 году Шик уехал в Берлин и поступил в университет, но регулярно сообщал в Москву литературные и художественные новости, а годом позже стал официальным корреспондентом «Весов», писавшим обзоры, рецензии и хронику. Не довольствуясь ролью хроникера, он хотел стать мостом между двумя культурами и уже летом 1903 года задумал книгу «О современной русской поэзии» для немецкого читателя, оставшуюся ненаписанной{22}; в 1907 году Шик вернулся в Москву, где прожил до конца жизни. Уроженец Орла Артур Лютер был однокурсником Брюсова по университету, преподавал немецкий язык в учебных заведениях Москвы и писал для русской и германской периодики: ему принадлежит первая серьезная статья о Брюсове на немецком языке, опубликованная в журнале «Das litterarische Echo», который послужил одним из образцов для «Весов»{23}. Шик и Лютер прославились переводами русской литературы на немецкий язык, но судьбы их сложились по-разному. Оказавшись летом 1914 года в Германии, Лютер так и не смог вернуться в Россию и даже был интернирован как вражеский подданный.

Семенов взял на себя итальянцев, обеспечив участие молодого, но уже известного Джованни Папини. С норвежской литературой читателей знакомила поэтесса Дагни Кристенсен, возлюбленная Бальмонта; с латышской — поэт Виктор Эглитис, в переводе которого в 1904 году вышел первый сборник стихов Брюсова на иностранном языке. Окном в датскую литературу намечался… экспортер масла из Вологды Оге (Аггей Андреевич) Маделунг. В 1903 году через своего приятеля Ремизова он передал Брюсову рассказ «Сансара» на русском языке. Адресат присланное не отверг, но подверг критике и заметил, что «„Северные цветы“ очень строго предназначены именно для русских писателей. Не столько для „произведений“, сколько именно для писателей». «России я должен почти все в своем развитии, — ответил тот, — и для меня имело бы решающее значение видеть свое произведение принятым на русском языке среди писателей, которые оставили во мне неизгладимый след». Брюсова это не убедило, но вскоре он сам вспомнил о датчанине. «Можно спросить, почему Брюсов именно Маделунгу предложил сотрудничество в „Весах“, — отмечают публикаторы их переписки П. А. Енсен и П. У. Мёллер. — Почему он не обратился к признанному писателю или критику в Дании или к такой известной в России личности, как Тор Ланге? Ответы возможны разные. „Весы“ были задуманы как орган нового поколения. Вологодские контакты Маделунга были известны Брюсову, а его письма и „Сансара“ выдавали в нем восторженного приверженца модернизма. […] Интерес Брюсова к Маделунгу ограничивается возможностью для „Весов“ получать информацию о датской культурной жизни. Маделунг же расценивает эту работу как звено в своих стараниях быть замеченным в качестве писателя». В 1905 году «Северные цветы» поместили его рассказ «Цвет познания», но участие в «Весах», объявленное в первом номере, ограничилось несколькими рецензиями. Позже Маделунг получил известность как прозаик{24}. А вот в Северо-Американских Соединенных Штатах корреспондентов не было, поэтому первый американский декадент Джордж Сильвестр Вирек остался неизвестным в России.

Наибольшее внимание привлекала Франция. Париж претендовал на звание литературной столицы Европы (а значит — мира), поэтому без новостей оттуда было не обойтись, и все уважающие себя русские журналы имели там более или менее постоянных корреспондентов. Замысел Брюсова требовал французских авторов, причем именитых. На помощь пришел поэт и художник Максимилиан Александрович Кириенко-Волошин, с 1901 года живший в Париже и ставший своим в тамошних литературных и художественных кругах. В начале 1903 года он приехал в Россию, вооруженный рекомендательными письмами к Брюсову от Бальмонта и Ященко{25}. Впервые Волошин увидел Валерия Яковлевича 23 января 1903 года на Религиозно-философском собрании в Петербурге: не зная, кто это, запомнил «лицо исступленного, изувера раскольника», — а днем позже познакомился с ним в редакции «Нового пути»: «„Как можно ошибаться в лицах“, — подумал я, когда увидал, что это лицо может быть красивым, нежным и грустным»{26}.

Отношения Волошина с «Новым путем» не задались. Его стихи появились там в грубо искаженном Перцовым виде, а затем были изруганы Гиппиус, но среди московских символистов он имел большой успех. Заинтересовался им и Брюсов. В конце 1903 года Макс, как звали его друзья и как он сам подписывал письма и статьи, отправился в Париж, имея при себе удостоверение редактора отдела изящных искусств «Весов». На протяжении 1904 года Волошин был одним из ведущих сотрудников журнала (уже в первом номере появилась его статья «Скелет живописи»). По просьбе Брюсова он взял на себя контакты с местными литераторами и художниками, сумев привлечь к оформлению «Весов» Одиллона Рэдона (апрельский и майский номера 1904 года целиком оформлены им). Правда, рассчитывать на мэтров вроде Анатоля Франса не приходилось, а визит к Метерлинку закончился неудачей. Реми де Гурмон разрешил объявить свое участие в журнале, но ограничился позволением переводить уже опубликованные статьи и советом привлечь к работе своего куда менее знаменитого брата Жана. Полезным сотрудником стал секретарь редакции «Mercure de France» Адольф Ван Бевер, однако у него не было литературного имени. Самой крупной рыбой в неводе «Весов» оказался Рене Гиль — известный в узких кругах, но непопулярный и малочитаемый теоретик «научной поэзии», давний знакомый Александры Гольштейн, дружески опекавшей Волошина.

В истории французского символизма Гиль без ложной скромности ставил свое имя вслед за Верленом и Малларме. Практически не имевший доступа в парижскую прессу, он охотно согласился писать для московского журнала, а тому выбирать не приходилось. Гиль был одним из активнейших авторов «Весов» на протяжении всех лет их существования, позднее продолжив сотрудничество с Брюсовым в «Русской мысли» и с Волошиным в «Аполлоне». Валерий Яковлевич с уважением писал о его «научной поэзии» и периодически ссылался на его авторитет (хотя почти не переводил стихи мэтра), в результате чего в России Гиль казался серьезной литературной величиной. Впрочем, так думали не все. 15 декабря 1904 года в письме Брюсову из Парижа Семенов назвал Гиля «иксом[43], да к тому же скучным», добавив, что «так же на него смотрят и все те французы, с которыми я здесь встречаюсь, а это все народ, так или иначе причастный к литературно-художественным кругам»