твёрдой земле — по крайней мере, на ощупь это была твёрдая поверхность, но Лики казалось, что они стоят на пустом воздухе. Пространство больше не было скрыто, и то, что он видел, не обнадёживало. Расстояние всё время менялось, и он не был уверен, являлись ли объекты большими и располагались вдалеке, или же маленькими и находились вблизи. Живые тела были пугающим образом разделены, без каких либо заметных повреждений, в то время как другие были составлены из различных частей, некоторые из которых, казалось, не принадлежали им вообще. В нескольких футах от себя Лики заметил одинокую дорожку из блестящего металла, ведущую к дальней лестнице, уходившей вверх.

— Мы пришли сюда, чтобы обрести бессмертие, — прошептал жрец, — и теперь ты станешь таким же, как мы…

Тела отошли назад, всё ещё окружая Лики. Он услышал, как завыло чудовище вверху, опуская на него свои клубки.

Внезапно Лики ударил жреца кулаком в горло и прыгнул на металлическую дорожку.

Неестественные свойства этого места, на сей раз, помогли ему. Почти сразу же он очутился у подножия лестницы, в то время как позади него преследователи беспорядочно боролись среди массы внезапно появившихся странно изогнутых стен. Лики с шумом поднимался по лестнице в полутьме, прислушиваясь к звукам за спиной. Поднявшись по нескольким сотням ступеней, он споткнулся о ряд барельефов в форме звёзд.

Затем он услышал, как что-то огромное и тяжёлое с хлюпаньем поднимается по лестнице вслед за ним. Лики бежал всё быстрее, хотя и задыхался, а его руки покрылись ссадинами от падений. Он оглянулся назад и застонал от ужаса, поскольку не дальше чем в шестистах футах внизу смутно покачивалась какая-то фигура. Он попытался делать по три шага за раз, но поскользнулся и покатился по лестнице.

Лики ухватился за скользкий камень и сумел остановить своё падение примерно на полусотне ступеней ниже. Снизу не доносилось ни звука, но когда Лики повернул голову, чтобы посмотреть, раздался озадаченный свист. Существо раскачивалось взад и вперёд в двухстах футах внизу, словно сражаясь с невидимым противником. Лики увидел, что оно стоит на линии барельефов, и внезапно вспомнил слова жреца о "звёздных знаках"…

Он снова устремился наверх, остановившись всего в пятистах ярдах, когда не было никаких признаков преследования. Он пробирался наверх, как ему показалось, несколько часов, пока, наконец, не добрался до арочного прохода, который заканчивался под открытым небом. Он пробежал дальше и вышел на дневной свет.

Затем Лики посмотрел на своё тело…

— И что же вы увидели? — прервал его доктор Линвуд.

— Видите ли, я становился таким же, как они, — ответил ему Лики. — Не полностью, но это уже начало происходить, я думаю, что всё ещё могу умереть. На самом деле, бессмертие, это худшее, что может случиться со мной в таком состоянии…

— Ну что ж, — сказал доктор, — позвольте мне взглянуть.

— Вы что, с ума сошли? Единственная причина, по которой я не обезумел, заключалась в том, что моё сознание тоже должно было измениться!

— Послушайте, сказал доктор Линвуд, — я повидал на своём веку много ужасных вещей, от которых у вас бы скрутило живот. Однажды я видел велосипедиста, чью голову переехал и размозжил грузовик… Меня не так-то легко шокировать, и если вы не позволите мне осмотреть вас, я, конечно же, не поверю в вашу историю — согласитесь, что она не слишком-то правдоподобна, и я не смогу для вас ничего сделать.

Лики долго молчал.

— Хорошо, — наконец ответил он. — Но сначала… — он выключил магнитофон.

3 апреля 1961 года в 3:17 все врачи в госпитале Мерси-Хилл были встревожены истеричным воплем, донёсшимся из офисного здания. Крики были настолько ужасными, что даже пациенты в другом конце здания проснулись, и всех тех, кто слышал их, потом ещё долго мучили кошмары. В этих криках присутствовал такой ужас, что практически все медсёстры бросились искать их причину, оставив палаты без присмотра.

Когда же они ворвались в кабинет доктора Линвуда, тот лежал на полу, закрыв глаза руками. Он был один, и не было никаких признаков того, что на него напали. Под действием снотворного он перестал кричать, но не сказал ничего, что открыло бы причину его безумия. Он, казалось, был одержим чем-то, что произошло в его кабинете, но то, что он описал, он не видел ясно. Всё, что он смог рассказать, так это о сбежавшем пациенте, которого осматривал — согласно записи беседы, он являлся опасным одержимым, который претерпел "ужасные изменения", и, казалось, был как-то связан с "Великим Богом Паном", "перерождением в чреве Шаб-Ниггурат", "изменением форм" и чем-то, что было "наполовину дриадой". Существует распространённое мнение, что доктор Линвуд был выведен из равновесия своей напряжённой работой, а также стрессом, связанным с подготовкой его речи к предстоящей конвенции, и стал жертвой некой галлюцинации.

Если верить показаниям доктора Уитакера, старшего хирурга, эта галлюцинация могла иметь под собой какое-то основание. Он как раз собирался проконсультироваться с доктором Линвудом по медицинскому вопросу, когда раздались крики, и поэтому добрался до офиса раньше остальных. Войдя в коридор, он увидел, как кто-то открывает дверь — должно быть, тот самый пациент, которого осматривал доктор Линвуд. Уитакер не видел лица этого человека, но обратил внимание на его руку, когда тот открыл дверь.

— Она была чёрной, блестящей, — сказал он остальным, — по форме напоминающая птичий коготь, вырезанный из дерева. На самом деле, она совсем не походила на человеческую руку.

Перевод: А. Лотерман

Редактура: А. Черепанов

Далёкое и небывалое

Ramsey Campbell «Far Away and Never», 1996

Предисловие

Эти рассказы относятся к короткому периоду времени, когда я выступал в качестве писателя в жанре чистого фэнтэзи. Все события из этих рассказов происходят в мифическом мире. Конечно, версия Новой Англии, которую я сотворил в своих первых неуклюжих попытках написать что-то в стиле Лавкрафта, выглядела довольно мифической, не говоря уж о юношеском изображении Аравии — я убедил себя, что она достаточно хороша для "Лица в пустыне". Но действие этих рассказов, за одним исключением, происходит на планете Тонд, и именно там начинается проблема.

Я придумал Тонд для одного абзаца из "Откровений Глааки" (моя программа для проверки орфографии хотела исправить это название на "Откровения в Глазго"), чтобы процитировать его в "Обитателе озера". Ни эта идея, ни абзац не были слишком вдохновляющими, но Пэту Кирни, моему первому издателю-поклоннику, они понравились настолько, что он предложил мне написать историю Тонда для