Шрифт:
Закладка:
– А через десять лет?
– Через десять лет мне, наверное, доверят проектировать ящик для бакалеи самостоятельно.
– Почему ты все это не бросишь?
– Бросить? – удивился Дирк. – Что ты имеешь в виду?
– Наплевать на все. Заняться тем, что принесет быстрый результат. В наш век надо спешить. Предположим, через десять лет ты действительно спроектируешь шикарное офисное здание в готическом стиле, украсив великолепный, обновленный Мичиган-бульвар, о котором сейчас столько кричат. Но ты будешь уже человеком средних лет, живущим в доме среднего класса, в пригороде среднего класса и с женой среднего класса.
– Может, и так, – ответил он немного уязвленно, – а может, я стану чикагским Кристофером Реном.
– Это кто?
– Бог ты мой! Ты сколько раз была в Лондоне?
– Три.
– В следующий раз, когда там окажешься, обрати внимание на небольшое миленькое зданьице под названием Собор Святого Павла. Сам я его никогда не видел, но о нем имеются хорошие отзывы.
Они свернули в ворота Штормвуда. Хотя деревья и кустарники стояли тощие и голые, на земле начала пробиваться ярко-зеленая травка. Сквозь ветви в сумеречном свете можно было рассмотреть лежавшее невдалеке озеро. Лучи закатного солнца превращали его в сияющий голубой сапфир. Последний поворот. Аллея. Дом большой, с колоннами и портиком. Когда они подъехали к входу, дверь открылась. На пороге стояла горничная в шапочке и переднике. Словно ниоткуда рядом с автомобилем возник человек, вежливо поздоровался с Паулой и отвел автомобиль в гараж. В холле их уже ждал ярко горевший камин.
– Твой чемодан принесут, – сказала Паула. – Как дети, Анна? Мистер Шторм уже приехал?
– Он звонил, миссис Шторм. Сказал, что выедет поздно – может, в десять или позже. Поэтому к ужину его не ждите.
Паула, которая была лихим, умелым и бесстрашным водителем мощной спортивной машины, теперь превратилась в настоящую хозяйку поместья, спокойную и внимательную, отдающую приказания поднятием бровей или кивком. Желает ли Дирк сразу пойти к себе в комнату? Или сначала посмотрит на детей, пока они не легли спать? Хотя, скорее всего, няня его к ним не пустит. Строгая, как все английские няни. Ужин подадут в семь тридцать. Переодеваться необязательно. Он может надеть, что ему удобно. У них все очень по-домашнему. Живут по-спартански. (К полудню следующего дня Дирк насчитал тринадцать слуг, хотя еще не побывал ни на кухне, ни в прачечной, ни на маслодельне.)
Его комната, когда он туда вошел, показалась ему отвратительной. Просторное квадратное помещение с глубоко встроенными решетчатыми окнами на две стороны. Из одного можно было увидеть краешек озера, но только краешек. Очевидно, вид на озеро открывался из семейных спален. В понимании де Йонгов и людей их класса гостям следовало отводить лучшую комнату в доме, а вот среди этих толстосумов явно было принято оставлять лучшее за собой, гостя же устраивать удобно, но не слишком баловать. Такой подход был для Дирка нов. Он удивился, но счел его разумным. Чемодан успели принести, а вещи распаковать и сложить в шкаф еще до того, как он оказался в комнате. «Надо будет рассказать Селине», – подумал он с улыбкой и критически огляделся. Комната была обставлена в стиле, который приблизительно определялся как французский. У него возникло ощущение, что он случайно попал в спальню мадам Рекамье и не знает, как оттуда выбраться. Розовая парча с золотой сеткой, кремовые кружева и бутоны роз. «Прелестное местечко для мужчины! – подумал Дирк и пнул ногой пуфик. – Кажется, по-французски эта штука называется fauteuil». Он был втайне рад, что может правильно произнести французское слово. Высокие зеркала, шелковые портьеры, кремовые стены. Кровать в кружевах. Покрывало из розового атласа легкое, как пух. Он исследовал ванную. Фактически это была еще одна комната, намного больше его спальни в нише на Деминг-плейс и такая же, как его спальня дома на ферме. Она сияла белым и голубым. Ванна была огромна и так же основательна, как дом вокруг нее. Везде полотенца, полотенца, полотенца в бело-голубых тонах. Они различались по размеру от малюсеньких вышитых квадратиков до пушистых полотнищ величиной с ковер, в которые можно закутаться целиком. Это произвело впечатление.
Дирк решил принять ванну и переодеться к ужину. Он обрадовался, что так сделал, когда увидел Паулу в черном шифоновом платье у огня в большой комнате с массивными потолочными балками, которую она назвала библиотекой. Дирк подумал, что Паула очень красивая в своем воздушном наряде, с ниткой жемчуга на шее. Лицо в форме сердечка, большие, чуть раскосые глаза, длинная тонкая шея, высоко поднятые темные волосы, открытые маленькие уши. Но ничего ей об этом не сказал.
– У тебя опасный вид, – заговорила Паула.
– Так и есть, – ответил Дирк. – Мой обычно безобидный голландский облик приобрел зверские черты исключительно от голода. Кстати, почему ты назвала это библиотекой?
Со всех сторон зияли пустые книжные полки. Предполагалось, что на них разместятся сотни книг. Но там косо стояли, прислонившись друг к другу, или просто лежали всего лишь пятьдесят или шестьдесят томиков.
– Жиденько, да? – рассмеялась Паула. – Теодор купил дом в таком виде. Конечно, в городе у нас достаточно книг. А здесь я читаю мало. Что до Теодора… думаю, что за всю жизнь он не читал ничего, кроме детективов и газет.
Дирк полагал, что Паула заранее знала об отсутствии мужа до десяти вечера и специально запланировала ужин наедине. А потому отказывался признаться себе, что несколько уязвлен ее сообщением:
– Я пригласила на ужин супругов Эмери, а потом мы вместе сыграем в бридж. Я говорю про Фила Эмери, притом третьего. Он указывает это даже на своей визитной карточке, как принц крови.
Эмери были бакалейщиками, их семейство шестьдесят лет торговало бакалеей. В Чикаго они считались аристократией. Но Америке предпочитали Англию. Надев, как полагается, красные пиджаки, они охотились на лис верхом с гончими по ухоженным окрестным прериям, устраивая настоящий переполох. Они владели огромным поместьем на озере рядом со Штормвудом. Супруги приехали с небольшим опозданием. Дирку довелось видеть портреты старого Филипа Эмери («Филипа Первого», – подумал он, мысленно усмехнувшись), и, глядя на довольно анемичное третье издание, он решил, что порода начала вырождаться. Миссис Эмери была статной блондинкой и не отличалась привлекательностью. По контрасту с ней Паула сияла, словно черный бриллиант. Ужин был вкусный, но на удивление простой. Блюд чуть
