том о сем. Лица у них были невозмутимы, взгляд тяжелый и проницательный. В их разговоре частенько мелькали просторечные слова или неграмотные выражения. Они запросто могли сказать «ложишь» вместо «кладешь» или: «Ты поговоришь с Болдуином об ентом южноамериканском товаре или он его уже кому толканул?» Большинству из этих людей в детстве не довелось как следует поиграть, поэтому теперь они играли с важностью, немного с грустью и все же увлеченно, как играют те, к кому слишком поздно пришла возможность отдыхать в свое удовольствие. В субботу вы видели, как в импортных гольфах болотного цвета и в шотландских твидовых костюмах они едут к проливам или к озеру. Крепкими сигарами они повредили себе нёбо и печень, полагая, что сигареты выглядят недостаточно внушительно, а трубки простовато. «Сигару?» – это стало их приветствием, паролем, волшебным «Сезам, откройся!». «Сигару?» Лишь немногие были настолько богаты и самоуверенны, что позволяли себе курить дешевые легкие «панателлы». Среди них старина Ог Хемпель. В одно из своих нечастых посещений клуба Дирк заметил, что появление Хемпеля вызывает почтительную суету. Тому скоро стукнет семьдесят пять, но он до сих пор держится прямо, остается сильным и жизнерадостным – великолепный старый пират среди не слишком лихой команды. В былые времена он действовал смело и жестко – вжик-вжик! – и враги летели за борт. Те, что помоложе, смотрели на Ога уважительно, с веселым любопытством.

Эта молодежь в возрасте от двадцати восьми до сорока пяти лет выросла в новой системе ведения бизнеса. Они окончили университеты. Всю жизнь провели в роскоши. И принадлежали ко второму или третьему поколению дельцов. В их речи уже звучало слово «психология». Они предпочитали сдержанность, знали силу убеждения. В тех случаях, когда старый Хемпель поднимал черный флаг, эти люди устанавливали перископ. Дирк узнал, что за обедом они не говорят о делах, если только не встретились для этого специально. Он не сомневался, что много времени тратится ими впустую. Часто, когда кто-нибудь из них должен быть «на совещании» или когда секретарша чинно сообщает, что босс очень занят и до трех просит не беспокоить, тот на самом деле просто прилег на полчасика вздремнуть в своем удобном кабинете. Эти люди были сыновьями или внуками тех бородатых, грубых и, в общем, жутковатых ребят, которые явились в 1835 или 1840 году из ирландских графств Лимерик или Килкенни, а может, из Шотландии или рейнских земель, чтобы своими сильными волосатыми руками слепить новую страну. Именно эти руки обеспечили появление симфонических оркестров, яхт-клубов и гольф-клубов, ныне предоставляющих развлечение и отдых их потомкам. Дирк прислушивался к разговорам в клубе.

– Я сколотил его в восемьдесят шестом. Не так уж плохо для дела Типпекану.

– …ящики хорошо идут, но Большой Чикаго забирает все, что побольше… компании нужны имена… «Гарден» уже не та, что раньше, даже в Чикаго… значение имеет только популярная подписка.

– …помчался на «Сенчери» из Нью-Йорка в два сорок пять и как раз успел сюда испробовать в парке свою новую лошадь. В городской обстановке она немного нервничает, но на следующей неделе мы открываем дом в Лейк-Форест…

– …неплохое шоу, однако сюда не шлют оригинальные компании, вот в чем беда…

– …в Лондоне. Приятный зеленый оттенок, да? Здесь такие галстуки не купишь, не знаю почему. В прошлый раз я привез оттуда дюжину. Да, в «Пламбридже» на Бонд-стрит.

Дирк довольно легко научился говорить так же. Он тихо слушал, кивал, улыбался, соглашался или не соглашался. Смотрел вокруг себя внимательно, оценивающе. Линия талии хорошо выдержана, сшитая на заказ одежда безупречна, хитрые морщинки, расходящиеся от уголков глаз, свидетельствуют об опыте. Президент рекламной компании обедает с банкиром, продавец облигаций разговаривает с коллекционером букинистических изданий. Владелец консервной фабрики сидит за столиком со скульптором Горацио Крафтом.

Через два года Дирк тоже знал, как «мчаться на «Сенчери», чтобы сэкономить час или два в поездке из Нью-Йорка в Чикаго. Портной Пил говорил, что получает удовольствие, когда шьет пиджак на его широкую, ровную, конусообразную спину и брюки на сильные и крепкие ноги. Цвет лица, унаследованный Дирком у розовощеких голландских предков, что выросли на свежем морском воздухе Нидерландов, был приятен и чист. Иногда Селина с удовольствием дотрагивалась искореженной от работы рукой до его плеч или проводила ладонью по стройной, прямой и сильной спине. Дирк уже дважды побывал за границей. Он научился говорить, что «на несколько дней прокатился в Европу». И все это произошло за каких-то два года – жизнь в Америке несется быстро, как в театре.

Селину несколько обескуражило появление этого нового Дирка, в чьей насыщенной жизни ей уже не оставалось места. Иногда она не видела его по две-три недели. Он посылал ей подарки, которые она разглаживала, с удовольствием вертела в руках и откладывала – вещи ручной работы из нежного шелка, которые она не могла носить. Выработанная за долгие годы привычка оказалась сильнее. Хотя Селине всегда были свойственны изящные манеры и утонченный вкус, тяготы первых лет замужества оставили в ее жизни неизгладимый след. И до сих пор, когда она одевалась, вы увидели бы, что ее нижняя юбка, скорее всего, из черного сатина, а простой и прочный лиф-чехол на корсет аккуратно залатан в подмышках – там, где протерся. Она не пользовалась косметическими ухищрениями веселой юности. И неудивительно, что солнце и ветер, холод и жара широкой прерии отомстили ей за это пренебрежение. Кожа ее потемнела и огрубела, волосы стали жесткими и сухими. На их фоне глаза Селины производили неожиданное впечатление. Они были такие спокойные и ясные, но в то же время такие живые! Прекрасные глаза мудрой молодой девушки на лице пожилой женщины. Она до сих пор не утратила свежего восприятия жизни.

Вы с горечью поняли бы, что у нее совсем мало личных вещей. Такие пустые ящики комода могли быть у монахини: гребень и щетка, тоненькая стопка простого нижнего белья. На полочке в ванной – зубная щетка, вазелин, коробочка с тальковой пудрой. Но ничего из тех косметических средств, с помощью которых пожилые женщины пытаются обмануть себя мыслью, будто одурачили всех остальных. Она носила добротные полуботинки на удобном каблуке – модель называлась «Специально для полей», простые английские блузки с длинным рукавом и строгие темные костюмы или платья из синей материи. Женщина средних лет, у которой не за горами старость, женщина с твердой походкой и прямой осанкой. Она смотрела на вас прямо, но ее взгляд не был тяжел. Вот и все. Однако было в ней что-то захватывающее, что-то притягательное.