Руубен шагнул к ведьме, сжимая кулаки.

– А это что за девица с тобой? Не Виола разве?

– Меня зовут Тильда. Виола – моя сестра, – пояснила Тильда вставая рядом с Руубеном, и добавила после паузы. – Приемная.

– А где ж Виола? – Ведьма запустила костлявую пятерню в свою косматую шевелюру и принялась усердно скрести затылок. – И чужестранка куда подевалась?

– Так это мы у тебя пришли спросить! – воскликнул Руубен, растерянно моргая.

– Эге-е, – протянула Лоухи, догадываясь о чем-то. – Видать, провела меня хитрая лисица… Решила мою песню себе прибрать. Ух, изничтожу! – Глаза ведьмы люто сверкнули из-под седых косматых бровей. – В трясине Маналы сгною обманщицу! Из-под земли достану! – Старуха замолчала и, наморщив лоб, на миг задумалась, а потом спросила, ткнув пальцем в сторону Руубена. – Ты знаешь, где этот ваш… как же… Осдемониум? – И сама же ответила: – Знаешь, знаешь, вы же с чужестранкой из одной шайки. Отведи меня к нему! И мне поможешь, и девку свою выручишь, Виолу. Ну?!

– Ведь обманешь! – Руубен пожал плечами, все еще растерянный от того, что Блаватской не оказалось у Лоухи. – Заберешь Виолу, а от меня избавишься. Ты и Айну мою сгубила. Не верю я тебе!

– Так… – Лоухи пожевала губами, подбирая слова. – Вот что, ступайте-ка в избу, обговорим это дело. Богатырь ваш пущай снаружи обождет!

Руубен оглянулся и обвел своих спутников вопросительным взглядом, словно нуждался в их совете.

– Пойдемте, послушаем, что она скажет, – предложила Тильда. – А потом и решим, как действовать.

Едва перешагнув порог, Тильда подумала, что лучше бы они продолжили беседу на свежем воздухе: в тесной избушке нестерпимо воняло каким-то зверьем, как в зоопарке возле клеток с хорьками. Шаткие табуреты разразились сердитым скрипом, пока гости усаживались за громоздкий дощатый стол. От угощения, предложенного Лоухи, все дружно отказались. Ведьма не стала настаивать и сразу перешла к делу:

– Слушай, рыжий, что скажу: не губила я твою Айну, а лишь песни свои вернуть хотела. С таким даром она б на этом свете все одно не зажилась: слишком он тяжел для человеческого тела. И дочка твоя тяжесть такую в себе носит, нелегко ей. Вот отдаст мою песню, и отпущу с миром. Слово даю! А без моей подмоги тебе ее не вызволить, с демоном смерти не сладить.

– А что за песня такая? Как ее отдать можно? – полюбопытствовала Тильда.

– Есть такие песни-руны, это заклинания, помещенные в камни могучими магами. Можно вынуть песню из камня, дать ей прозвучать, а потом обратно вложить. Ну, это не всем дано, а только способным. Была у меня в стародавние времена одна такая вот способная помощница, украла все песни из камней, что хранятся в моей магической шкатулке, и сбежала. Камни потускнели, а я надолго сил своих лишилась. Потом вернула все, кроме одной песни, той, что каменной твердью управляет.

Заметив, что гости слушают ее с любопытством, Лоухи подобрела и принесла ту самую шкатулку с песнями – небольшой ящичек из очень светлого, почти белого, дерева с резными рисунками по всей поверхности. Внутри, на подстилке из серебристого меха, лежали плоские овальные камни, излучавшие слабое свечение – все, кроме двух, казавшихся среди прочих простыми булыжниками. На камнях виднелись непонятные символы, состоящие из черточек, волн и геометрических фигур. Лоухи вынула из шкатулки один из камней, лишенных свечения:

– Вот, это хранилище песни Ветра, оно пустое, потому что песня сейчас во мне.

Ведьма дунула на камень, тот обрел прозрачность и засветился белым цветом, – песня Ветра вернулась на место.

– А здесь песня Воды. – Хозяйка Похьолы погладила пальцем символ на камне с голубоватым свечением. – Это – песня Огня. – Грязный ноготь коснулся камня, похожего на раскаленный уголек. – В зеленом камне песня Леса, а в черном – Земли. И еще есть у меня много разных песен, только обо всех вам знать незачем. – Какое-то время Лоухи перебирала камни и хвастливо поглядывала на гостей, потом вдруг спохватилась, захлопнула крышку шкатулки, положила на нее скрещенные руки и подалась к Руубену:

– Ну, так что, рыжий, покажешь дорогу в Лукоморию? Подумай. Пусть и могучий богатырь с тобой, но один он в поле не воин. А я многотысячное войско вмиг соберу.

– Откуда у тебя такое войско? – Финн недоверчиво вскинул брови. – Просторы Похьолы пустынны, нигде я воинов не заметил.

– А на кой мне воины без войны? Не держу я их без надобности. Вот прозвучат нужные песни, и воины появятся. Тогда можно будет и войну начинать.

– Войну? – Руубен поерзал на табурете и растерянно взглянул на Тильду и Якура.

– А вы что думали? – Лоухи криво ухмыльнулась. – С одним мертвым богатырем на демона Смерти пойти решили? Вперед, топайте! В его темнице места много. А дорогу туда я и без вас найду.

Тильда видела, что Руубен колеблется. Ему явно не хотелось связываться с ведьмой, но он не знал, как выкрутиться, наверняка догадываясь, что она не отпустит их в случае отказа. Пункки тихонько подвывал снаружи, как верный пес, почуявший, что его хозяину грозит опасность. Едва ли драугр способен им помочь, ведь Лоухи без труда остановила его песней Ветра. Похоже, выбора у них не было.

– Я могу показать дорогу, – чтобы облегчить мучительные терзания Руубена, Тильда решилась ответить вместо него. – Мне известно место, где находится Лунный чертог Осдемониума.

Лоухи удовлетворенно кивнула, с довольным видом потерла руки и запустила их под крышку шкатулки. Порывшись там, она извлекла наружу камень, расцветкой и формой напоминавший человеческий глаз с выражением крайнего испуга во взгляде. От него исходили лучи серого цвета, извивающиеся, как щупальца осьминога.

– Песня Ужаса – главное заклинание для сотворения могучего войска! – воскликнула ведьма, оскалившись в злорадной улыбке.

Неожиданно ее внимание сосредоточилось на купальнице, вложенной в карман пиджака Руубена. Лоухи с подозрением прищурилась. Финн поспешно прикрыл цветок, прижав ладонь к груди, словно у него внезапно прихватило сердце.

18. Великое побоище

Песни Земли, Воды и Леса, исполненные ведьмой Лоухи, поочередно прозвучали над Похьолой, призывая скрытых в ее глубинах обитателей. На поляне перед избушкой собралась разномастная живность: из лесов сбежались лоси, рыси и волки, из рек, озер и с морского берега приползли нерпы, выдры и жабы, из земли выбрались черви, личинки и жуки. А еще мертвецы, из тех, что не успели разложиться, поднялись и приковыляли на зов ведьмы. Животные и насекомые тоже выглядели, как мертвые, – облезлые шкуры, побитые тленом тела, стеклянные глаза, – но при этом они двигались.

Песня Ужаса, завершившая сольный концерт Лоухи, превратила всех этих существ в жутких уродов: глаза зажглись яростью, рога и клыки заметно увеличились, заострились и засверкали, как начищенные перед боем клинки. Человеческие трупы покрылись панцирной коркой, похожей на доспехи драугра, который, кстати, наблюдал за процессом создания воинов с явным интересом и,