Тильда завизжала от ужаса. Руубен даже не оглянулся, продолжая удаляться от них, и самое странное, что мертвые руки ему больше не препятствовали, даже наоборот, отклонялись в сторону и прятались, давая ему дорогу. За финном тянулась узкая тропинка – ниточка в огромном поле колосящихся конечностей.

Якур погрузился в землю почти по пояс, и все его попытки выбраться ни к чему не приводили. Тильда тоже начала проваливаться. Зажмурившись, она продолжала визжать просто потому, что больше ничего не могла сделать. Мертвые руки облепили все ее тело, щипали, царапали и тянули вниз.

Неожиданно одна из десятков пар этих рук подхватила ее под мышки и подбросила вверх, выдернув из кишащей живыми трупами трясины. В следующий миг Тильда плюхнулась ничком на что-то твердое и холодное. Оказалось, это была спина драугра, закованная в доспехи. Пункки спас ее! И каким же он стал огромным! Даже стоя на четвереньках, он возвышался над землей метров на пять. Так высоко мертвецы вряд ли дотянутся, к тому же, драугра они не трогали – видимо, принимали за своего.

В радостном порыве Тильда обняла Пункки за могучую шею и поискала взглядом Якура. Среди грязно-сизого месива разлагавшейся плоти его лицо выделялось бледным пятном. Плечи друга уже скрылись в земле.

– Помоги Якуру! – умоляюще крикнула Тильда в ухо драугра. Уговаривать его не пришлось. Добравшись до места в два прыжка, он могучей рукой расчистил подвижные «заросли», с легкостью ломая гнилые кости, и, подцепив воротник рубашки Якура, с силой потянул к себе. Ткань с треском разорвалась. Рыкнув от досады, Пункки обхватил всей своей огромной пятерней голову парня. Тильда перепугалась, что с головой случится то же, что и с воротником, но, к счастью, извлечение друга из земли прошло благополучно, и через мгновение он уже сидел рядом с ней на спине их спасителя и даже пытался шутить, щуря узкие черные глаза:

– Повезло этим тварям, не то они бы мной подавились! – Он продемонстрировал нож, зажатый в руке.

– Разве ножом можно напугать мертвых? – поинтересовалась Тильда с улыбкой на дрожащих от перенесенного шока губах.

– Это отцовский нож, им можно убивать демонов и всякую нечисть. Я всегда держу его при себе. Помнишь, я тебе рассказывал?

– Что же ты тогда не смог отбиться?

– Силы неравны, слишком много тварей. Но несварение я бы им точно устроил. Говорю, же, повезло мертвякам!

Когда Тильда вновь вспомнила о Руубене, тот был уже далеко, но не шел, а стоял на коленях, склонившись к земле, и его тучное тело часто вздрагивало, будто от кашля… или от рыданий.

Перед ним на тонком стебле покачивался бледно-желтый цветок, пронзительно нежный, беззащитный и выглядевший абсолютно нереальным посреди этого могильника, кишащего мертвецами, перемалывающими блестящую от влаги комковатую землю. Он казался более невероятным, чем солнечный зайчик в глухую ночь.

Тильда хотела окликнуть Руубена, но вдруг услышала, как тот бормочет что-то, будто разговаривает с цветком. Потом финн всхлипнул, засмеялся и начал осыпать поцелуями блеклые лепестки. Кажется, он был совершенно невменяемым.

– Надо забрать оттуда Руубена! – Тильда постучала ладонью по закованному в металл плечу Пункки, привлекая его внимание.

Драугр выронил изо рта кусок мертвечины, который пережевывал в этот момент, обеспокоенно вскинул голову и с криком «Хозяин!» потрусил вдоль берега в направлении коленопреклоненной мужской фигуры.

Заметив приближение своих спутников, Руубен громко шмыгнул носом, суетливо вытер руки о полы пиджака, осторожно взялся двумя пальцами за цветочный стебель и вырвал его из грязи. Прижимая цветок к груди, он поднялся на ноги и обернулся к подоспевшему драугру. Тот помог Руубену взобраться к себе на спину и спросил:

– Куда теперь, хозяин?

– Вперед. Мы почти выбрались.

– Да? – Тильда с сомнением оглядела темное пространство и вдруг заметила вдали нечто похожее на слабый отсвет. – Кажется, я вижу выход!

Руубен кивнул, не отрывая от цветка восхищенного взгляда. Бледные, отливающие по краям синевой, лепестки окружали ярко-желтую бархатную сердцевину, сиявшую, точно крошечное солнце.

– Чудо какое! – Тильда потянулась, чтобы понюхать цветок. – Пахнет мандаринами! Откуда он взялся в этой жуткой долине мертвых?

– Это купальница. – Финн вложил стебель в нагрудный карман пиджака. – Неприхотливое растение, любит прохладу и влагу, поэтому растет на берегах водоемов. Иногда ее называют цветком троллей.

– Купальница… красивое название. Жаль, завянет скоро. Может, не стоило ее срывать?

– Она попросила меня забрать ее с собой.

– Попросила? – Тильда с беспокойством покосилась на Руубена. Нет, с ним явно было что-то не так.

– Опасно уносить отсюда что-либо! – Якур встревоженно нахмурился. – Даже цветок, ведь он – часть этого мира. И вдруг он лишь кажется цветком?

– Пункки, давай-ка, поспеши! – выкрикнул Руубен, прикрывая ладонью головку цветка, торчащую над прорезью кармана. Замечание Якура он проигнорировал.

В считанные минуты драугр добрался до расщелины в скале, за которой виднелось серое низкое небо. Протиснуться сквозь узкое пространство он не смог, и ему пришлось уменьшиться, а седокам – спуститься на землю. Мрак и топкая грязь остались позади, дальше простирались стылые каменистые просторы, поросшие островками чахлого леса и укрытые туманной дымкой. Руубен отыскал знакомую ему тропинку, Пункки вновь раздулся, будто резиновый, и компания, оседлав его, продолжила путь, направляясь к хижине ведьмы Лоухи, очертания которой угадывались вдали, за черными кривыми елками.

Как ни старались они подкрасться незаметно, чтобы понаблюдать издалека, но для хозяйки Похьолы их появление не стало сюрпризом, – она стояла в дверях своей избы, подбоченившись, словно давно поджидала гостей. Издали заметив ее силуэт, Руубен попросил Пункки увеличиться, насколько возможно, и угрожающе зарычать, чтобы не только ведьма, но и вся Похьола вздрогнула. Драугр в точности выполнил указание хозяина: достигнув размеров слона, он взревел по-медвежьи, но Лоухи лишь расхохоталась в ответ.

– Уймись, богатырь! – крикнула она насмешливо и, вытянув губы трубочкой, протяжно свистнула.

Мощный поток ветра налетел на драугра, и тот больше не смог ступить ни шагу, только топтался на месте, пригнув голову, и злобно рычал. Седоков же сдуло всех разом, как сухие листья, и они скатились с его спины на землю.

– Кто это там еще пожаловал? – Лоухи вытянула шею и прищурилась, всматриваясь. – Никак, Божена вас прислала? Девицу мне привели? А где ж сама чужестранка? А ну, подите-ка сюда, потолкуем.

Она издала звук, похожий на завывание вьюги, и ветер улегся в траву.

– Как это «где чужестранка»? – Руубен вышел вперед и встал перед драугром. – Блаватская должна была к тебе мою дочь привести. Я за дочкой пришел, отпусти ее немедленно, или мой воин твою хату в щепки разнесет!

Лоухи, словно не расслышав угрозы, спросила взволнованно:

– Ну-ка, скажи, давно ли ты чужестранку видал?

– Да уж сутки прошли, как она мою дочь похитила! Разве не было ее здесь? Врешь ведь! –