Доклады о жестокости нацистов и чудовищная статистика ложились на стол Хельмута фон Мольтке. Чувствуя, что нужно активнее бороться с нацизмом, он сформировал круг интеллектуалов. Они собирались небольшими группами и пытались определить политическое, экономическое и культурное будущее Германии после Адольфа Гитлера. Намерения этих консервативных христиан были благородны, но преждевременны. Нет смысла говорить о перестройке горящего дома, пока не потушен огонь.

Один из членов кружка Мольтке в конце сентября привел пастора Гарольда Пёльхау. Мольтке пастор сразу понравился. Через неделю Пёльхау пришел один. Мольтке хотел больше узнать о необычном служении в тюрьме Тегель. Пёльхау сообщил, что узников в тюрьме становится все больше и нагрузка на него растет. Прямо перед уходом он узнал, что утром будут казнены еще пять человек. Скорее всего, они встретят смерть стоически. За восемь лет тюремного служения Пёльхау видел лишь одного человека, потерявшего самообладание.

Мольтке не мог понять, как самому пастору удается сохранить стойкость духа. Об этом он писал жене: «Для меня загадка, как человек, который неделя за неделей видит столько казней, сумел сохранить душу нетронутой и даже пребывать в хорошем настроении»[500].

Желтые звезды ознаменовали новый этап репрессий. Осенью 1941 года Гитлер уступил желаниям Йозефа Геббельса и других лидеров партии. Он одобрил депортацию немецких евреев в гетто и лагеря на востоке, преимущественно в Польше, а также в оккупированных городах Литвы и Советской России. Департамент Адольфа Эйхмана начал очистку Берлина 14 октября. Полторы тысячи евреев тут же получили уведомления о том, что у них есть несколько дней, чтобы собраться и составить опись своего имущества.

На следующий день Ханс Остер и Ганс фон Донаньи пришли в квартиру Мольтке. Приказ о депортации сильно повлиял на них. Они решили попросить Бонхёффера и юриста Исповедующей церкви Фридриха Перельса срочно проанализировать эту программу. Как быстро она будет осуществляться? Можно ли как-то предсказать, когда и кому будут отправлены уведомления о депортации? Бонхёффер и Перельс составили «Доклад о депортации неарийского населения» за пять дней. В нем говорилось, что «отчаяние беспрецедентно», и следующий этап депортации может начаться 23–28 октября[501].

В таких чудовищных условиях Бонхёффер задумался о судьбе Шарлотты Фриденталь, секретарши центрального офиса Исповедующей церкви. Крещеная лютеранка, с родителями евреями, она была идеальным кандидатом на депортацию. Двоюродная сестра Фриденталь жила в Лозанне.

Бонхёффер заболел пневмонией, а потому никак не мог путешествовать. Пастор снабдил другого члена Исповедующей церкви, Вильгельма Ротта, верительными письмами ко всем своим коллегам в Швейцарии, которые могли бы помочь. Необходимо немедленно получить визу для Фриденталь и двух других христиан неарийского происхождения. Ротт отправил письмо Альфонсу Кёхлину с вопросом, нельзя ли добиться от правительства смягчения иммиграционных правил для трех немцев, находящихся в отчаянном положении. Он неловко добавлял: «Их еврейское происхождение на первый взгляд совершенно неочевидно»[502].

Добиться помощи от базельской полиции и директора отделения швейцарской полиции в Берлине удалось другу Бонхёффера, Карлу Барту. Фриденталь получила и въездную визу, и вид на жительство. Удача наконец улыбнулась ей — в американском консульстве она стояла в очереди на визу целых два года.

Увы, удача изменчива. Двадцать третьего октября служба безопасности Рейха выпустила документ, в котором говорилось, что Генрих Гиммлер «издал приказ, по которому эмиграция евреев прекращается немедленно… Разрешение на эмиграцию отдельных евреев может быть получено в отдельных, совершенно исключительных случаях»[503].

Приоткрывшаяся было дверь захлопнулась. Шарлотте Фриденталь не суждено оказаться в Швейцарии. Теперь она могла покинуть Германию только на депортационном поезде.

37

Летняя гроза

Хельмут фон Мольтке писал много писем. Поскольку он происходил из очень знаменитой немецкой семьи, гестапо не просматривало его переписку. И все же он был настолько откровенен в высказывании собственных мыслей и чувств, что его жена, Фрейя, прятала письма в ульях в поместье Крайзау. Вечером 21 октября, берясь за перо, Мольтке пребывал в печальном настроении. «Этот день принес столько ужасных известий, что я не могу спокойно писать», — начал он[504].

Бенито Муссолини решил подражать Гитлеру и отправил итальянскую армию в Албанию и Грецию. Немецкая армия дала отпор и установила собственный контроль над этими странами, а также над расчлененной Югославией. Мольтке сообщили, что немецкие солдаты сожгли дотла сербскую деревню и убили две тысячи жителей. В Греции произошло то же самое — нацисты казнили 220 мужчин. В начале недели из Берлина выехали первые депортационные поезда. Мольтке страдал. Ему казалось, что он должен прикладывать куда больше усилий, дабы положить конец жестокостям и кровопролитию. Недавно он получил статистику с Восточного фронта: каждый день там погибали или получали ранения пятнадцать тысяч советских и шесть тысяч немецких солдат… Десять русских и четыре немца каждую минуту. И это только на поле боя!

В письме к Фрейе он задавался вопросами: «Как я могу знать о происходящем и спокойно сидеть за столом в теплой квартире и пить чай? Разве не становлюсь и я виновником всего происходящего? Что я отвечу, когда меня спросят: „А что ты делал все это время?“».

Он знал, что худшее еще впереди. «Все это лишь летняя гроза — грядет настоящая буря».

Как-то в ноябре в кабинет Ганса фон Донаньи в абвере пришел необычный посетитель — еврей. Жена Фрица Арнольда была арийкой, и это избавляло его от необходимости носить желтую звезду. Иначе он просто не смог бы войти в здание[505]. Ветерану Первой мировой войны Арнольду было 47 лет. На войне он потерял правую ногу и теперь носил деревянный протез, из-за чего сильно хромал[506]. Шесть лет назад он попросил Донаньи помочь — тогда власти запретили евреям заниматься правом. В то время Донаньи работал у Франца Гюртнера в Министерстве юстиции. Ему удалось добиться отсрочки отмены лицензии — но и только. Арнольду пришлось стать неофициальным юристом и обслуживать только евреев.

На сей раз он обратился к Донаньи по поводу своего престарелого друга Юлиуса Флисса. Как и Арнольд, Флисс был ветераном войны — получил ранение в голову, из-за чего ослеп на один глаз и мучился сильнейшими