в его пустой котелок таким образом, а уж теперь и подавно поздно. Жаль, и другим никаким не вкладывались.

— И что? Нет, правда, что? Ян вон тоже был виноват в ее смерти, а ничего, она его продолжает с рук кормить.

Огонь цокнул языком и — вот неожиданность! — снова замолчал. А я, решив подло воспользоваться его неспособностью буквально уйти от этого разговора, спросил в лоб:

— Ты из-за этого порвал с нами все связи? Потому что решил, что не заслуживаешь счастья после гибели И-Нин? Потому бросил Лу и прекратил с нами общаться?

— С вами — это с кем? — зло уточнил Дин. — Мне приходилось иногда бывать в библиотеке, а Дождю — в академии, мы пересекались. В десны не лобызались, конечно, но и не игнорировали друг друга, сталкиваясь. А Ветер сам вряд ли захочет меня видеть. Впрочем, и ты едва ли хотел.

— Ты…

— Что я? — Он не дал мне вставить и слова, предсказуемо начиная накаляться. — Ну же, скажи: ты был бы счастлив отдать любимую сестру за хладнокровного убийцу, а? Только честно, Рой.

— Она любила тебя, — пришлось прикрыться другой правдой, чтобы не облекать в слова то, что и так повисло в воздухе.

— Любила. И я ее любил. И тебя, и остальных наших. А еще мы все любили Нин, но позволили произойти тому, что произошло. — Он утомленно прикрыл глаза и чуть запрокинул голову, то ли справляясь с новым приступом боли, то ли просто желая хоть немного спрятать лицо. — Толку от нашей любви и дружбы, если в конечном счете мы все равно первым делом предполагаем друг о друге самое плохое?

— Расскажи, — в последних его словах прозвучало столько горечи, что вопрос вновь вырвался раньше, чем я смог его обдумать, — пожалуйста. Ты ведь не только из-за чувства вины ушел, верно?

Он невесело усмехнулся и открыл глаза. Я, к собственному стыду, с большим трудом выдержал его взгляд, одновременно и насмешливый, и разочарованный, и тоскливый. А еще очень-очень усталый.

— Помнишь, какой первый вопрос ты мне задал, когда пришел в себя и узнал о случившемся с Ли Нин? Нет? А я помню. Вы были до тошноты единодушны, знаешь? Ты, Лу, Шай. Все спрашивали одно и то же: «Зачем ты это сделал?»

Я в замешательстве смотрел на Огня, надеясь на какие-либо разъяснения, но он лишь фыркнул, покачал головой и снова отвернулся.

С минуту я сидел, чувствуя себя полным дураком.

А потом пол будто разом ушел из-под ног. Я понял.

«Зачем ты это сделал?»Ох, Дин.

Временами такой болтливый, но при этом напрочь не умеющий открыть рот и сказать, когда это действительно нужно.

— Осел ты несчастный. — Я устало опустился на стул, уперся локтями в колени и спрятал лицо в ладони, не зная, ругаться или смеяться. — Почему ты не сказал?

— Ты не спрашивал, — каким-то совсем бесцветным голосом отозвался Дин. — Никто не спрашивал, почему я бросил тогда копье с такой силой. Я ведь метнул его в щит и был уверен — понимаешь? — уверен, что оно рассыплется, как те, что бросал раньше. Но у вас даже не возникло мысли, что я мог сделать это не специально. Хотя я и сам виноват. Видимо, я всегда был в ваших глазах тем, кто способен на преднамеренное хладнокровное убийство. И это, очевидно, очень многое обо мне говорит.

Глава 53

Ян

До самого вечера я ходил за Нин будто приклеенный, усиленно делая вид, что опасаюсь ее дружков. А она не гнала, усиленно делая вид, что поверила в эту глупость. Почти идиллия. Если бы она еще со мной разговаривала, а не ковырялась в бумажках, было бы вообще прекрасно.

А потом пришел Дождь с какой-то очередной жутко важной информацией. Его взгляд я проигнорировал, но не обратить внимания на Нин-джэ, выдворяющую меня чуть ли не пинками, оказалось сложнее.

Ну да ладно, подслушивать в этом доме стало уже привычкой.

Хорошей новостью стало то, что одной неприятной рожей в доме станет меньше: Дождь собрался уезжать.

Вторая новость, по сути своей, тоже была отличной: уезжал он за телом Нин-джэ, чтобы привезти его сюда и закончить ритуал. Однако собственный зубовный скрежет помешал насладиться скорым благополучным исходом.

Вот же сволочь! Сколько лет я из-за него был уверен, что ее тело уничтожено!

Когда они закончили получасовой обмен любезностями и прощание, он наконец убрался, а я без спросу вернулся в комнату.

— У нас почти получилось. — Видя, что она все равно отвлеклась от бумаг, я осмелился заговорить.

— Почти. — Она со скрипом отодвинулась от стола. Жалко, что полы каменные, было бы приятно, если бы она подпортила князю паркет. — Увы, вопросов меньше не становится. Миэлла проделала огромную работу, но, если бы все это было хоть как-то систематизировано, было бы проще. Я не совсем понимаю, к чему относятся некоторые ее заметки. А часть бумаг и вовсе без комментариев, сиди и гадай, что такого преступного она углядела в каких-либо поставках и встречах необычным составом.

— Заварить чаю? — Мне вдруг до боли захотелось стереть эту напряженную морщинку с ее лба, да так, что я сам испугался собственного чувства. Тем более что чем я прямо сейчас могу ей помочь?

— А? Да, завари.

Чай с жасмином я делал долго, так, как она когда-то учила, по всем правилам. Это не то пойло, которое я палкой мешал в походном котелке, чтобы не уснуть. Это почти искусство.

К моему приходу она уже дремала в ворохе бумаг, спрятав лицо в сплетение рук.

Будить не хотелось, но инстинкты взяли свое — просыпалась она от каждого шороха.

— Тебе бы отдохнуть, — осторожно предложил я.

— Тебе пошутить про отдых на том свете или сам догадаешься?

— Ты уже пробовала, не вышло. — Видя, что срываться она не торопится, я поставил перед ней чай.

— Ты даже там не дал мне отдохнуть, — на удивление миролюбиво буркнула она. И, решительно отодвинув бумажки, взялась за чашку. — Ладно, допустим, на сегодня и правда хватит. А завтра поможешь мне раскладывать все по логическим кучкам, иначе я это назвать не могу.

— Помогу, — с ходу согласился я. Наверное, не стоило выказывать столько энтузиазма, но, в конце концов, она попросила о помощи