Шрифт:
Закладка:
Толпа огромной змеей ползла к воротам крома. Впереди несколько человек несли Хельми. На шее его все еще болталась петля веревки, на которой его повесили. Толпа бурлила, слышались гневные выкрики:
— Проклятые арьи, все беды от них! Где они, там горе, там смерть!
— Да они люди вообще?
— Хоть бы князь Учай скорее вернулся и прогнал их!
— На что нам изоряне? Вот когда придет наш родич, Станимир…
— Зачем ждать Станимира? Убьем их сами!
«Да это же откровенный бунт, — думал Ширам, не сводя взгляда с толпы. — Я готов был разговаривать с дривами… Но с этими что делать?»
Поступить, как положено маханвиру Полуночной стражи, как он поступил бы прежде, даже не задумываясь? Оружием разогнать мятежную толпу? Это совсем несложно. Когда десяток-другой бунтовщиков погибнет от ударов лунными косами и под копытами коней, остальные сами разбегутся по домам. Ему ли не знать, как это делается? Но что дальше?
При виде накхов, стоящих в воротах крома, толпа остановилась и притихла.
— С чем пришли? — мрачно спросил Ширам, выходя вперед.
— Он еще спрашивает! Убийца детей! — понеслись крики. — Вешатель проклятый!
Ширам язвительно улыбнулся.
«Иду по твоим стопам, отец, — подумал он. — Сын Ратханского Душегуба — Мравецкий Вешатель! Подумать только, сколько врагов я убил без всякой жалости и обрел лишь славу! Но стоило пожалеть одного мальчишку…»
— У нас тут злодеяние свершилось, воевода… — выступил вперед один из старейшин.
— Покажите тело.
Ширам склонился над мертвым Хельми. На шее у певца все еще болталась веревка, на которой его повесили… Или нет? Предводитель накхов повернул голову мальчишки, оглядел черные синяки на тонкой коже…
— Этот узел вязали не накхи, — сказал он. — Не узел, а позорище. Я и одной рукой лучше завяжу. И веревка не наша.
Толпа вокруг загудела. Ширам видел — ему не верят.
— Я вообще не уверен, что парень умер в петле, — громко сказал он, выпрямляясь. — Сдается мне, его подвесили уже мертвым. Мне сказали, его нашли в кружале… Вешать человека — дело хлопотное, шумное, небыстрое. И как это никто не проснулся? А вот задушить потихоньку, да если еще и вдвоем…
— Айну моя, Айну! Ты не позабыта! — взвился в толпе звонкий молодой голос.
Через миг песню подхватили десятки глоток.
«Не о чем с ними разговаривать. Все равно не слышат. Не желают слышать!» — стиснув зубы, подумал Ширам.
— Отступить в кром! — приказал он. — Закрыть ворота!
Толпа, видя, что накхи уходят в остатки крепости, разразилась торжествующими воплями.
Двое дривских мальчишек, устроившись несколько в стороне, позади взбудораженных посадских жителей, не отрывая глаз следили за происходящим.
— Поистине Зарни — вещий! — благоговейно произнес Стоян.
— Да! — подхватил Белко. — Как мудрый Зарни предсказал, так все и вышло!
— Только Зарни говорил, что арьи сами захотят казнить Хельми. А воевода его отпустил…
— Нет, — поправил Белко. — Зарни сказал: «Хельми должен умереть во имя торжества правды».
Подростки старались не встречаться взглядами.
— Жаль Хельми, — буркнул Стоян.
— Жаль, — вздохнул Белко. — Как же мы теперь?
— О чем ты?
— А если начнет по ночам являться? Скверной смертью умер Хельми, нечистой… За гуслями-то точно вернется…
— Молчи, Белко! — резко оборвал его приятель. — Разве ты не помнишь, что сказал Зарни? Боги — на стороне правых! А правые — мы!
Белко тяжело вздохнул:
— Ну а если порча? Охрипнем, гусли потрескаются, струны полопаются… Как дальше петь будем?
— Да хоть бы и никак! Хотел остаться чистеньким? Так на войне не бывает! — с презрением бросил Стоян. — Ты видел Зарни, что с ним сделали арьи? Помнишь, как он сказал?
— Да…
— Ну и как?
— «Жизнь одного — плата за свободу каждого».
— То-то же. О, слышишь, как громко про Айну запели? А ну-ка давай подхватим!
И оба певца принялись прыгать, размахивать руками и орать вместе с прочими:
— Убей арьяльца! Убей! Убей!
Глава 16. Воля богов
— Я желаю поклониться вашему богу, Ячуру, — объявил Учай. — И ничего более! Чего вы так на меня уставились?
Жрецы Болотного Брата лишь глядели на него, не зная, что и сказать. Учай явился как снег на голову. И не то чтобы с войском, но вооруженные парни из его свиты и их лошади, не спрашивая дозволения, уже заняли весь нижний двор храма…
— Разве вы почитаете Братьев? — промолвил наконец старший жрец. — Какая духовная нужда привела к нам князя изорян?
— Я почитаю могучего и страшного Ячура, владыку Изнанки, — веско сказал Учай. — Мне вскоре предстоит великий бой… и важное жертвоприношение. Я хочу положить мой меч к ногам Ячура и просить его о благословении. Хочу, чтобы незримая рука бога коснулась моего оружия и освятила его. Разве это запрещено?
— Добро, — отозвался жрец, все еще глядя на Учая с подозрением, но не находя никаких убедительных отговорок. — Войди в храм, владыка изорян, освяти свой меч… А твои воины пока пусть…
— Эй, Тармо! — не дослушав, принялся распоряжаться Учай. — Размести всех так, чтобы снаружи было не видно. Поставь дозоры на въезде, у дороги. Пока я буду в храме — никого не впускать и не выпускать. Вечка, где кузнец?
— Здесь, — подскочил младший побратим. — Развязать его?
— Даже не думай. И рот ему заткни, а то еще проклянет, чего доброго… Погоди немного. Мне пока нужен только меч… Но будьте готовы. И вот еще что, — Учай вновь повернулся к Тармо, — как только появится одна женщина — ее впустите без проволочек. Ловчий венец подсказывает, что мы опередили ее не больше чем на полдня…
— Женщина? — ошеломленно повторил жрец, не успевая следить мыслью за незваным гостем. — Какая женщина?
Но Учай уже направлялся к дверям земного дома Ячура. Жрецы толпой поспешили за ним, в изумлении оглядываясь по сторонам.
— Не дело ты затеял, правитель изорян! — строго произнес верховный жрец. — Зачем раздаешь тут приказы, как у себя дома? Кто-то мог бы подумать, что ты вздумал захватить храм…
— А хоть бы и хотел, — осклабился Учай, — так что?
Тут уж онемели все жрецы. Неслыханное дело! Да еще в такое неудачное время — на подворье никого из дривских вождей, способных попытаться остановить изорянского князя. Все уехали в Мравец, где разразилась внезапная смута…
— И не боишься гнева богов?
— Нет, конечно! Я же сам бог!
Верховный жрец прикусил язык и больше вопросов не задавал. Учай и несколько ближних воинов из его свиты прошли под сумрачные своды. Вскоре повелитель ингри уже вглядывался в раскосые очи Ячура — воина со змеиной головой, что смотрел на него с высоты алтаря. Пламя в двух высоких масляных
