–Это вам,– она улыбается,– счастливая яичница.

На тарелке расположились два желтка, словно глаза, а кетчупом нарисована толстая дуга, что-то вроде улыбающегося рта, или я не знаю, какая там фантазия у детей.

Я растерян, мне никогда еще не делали счастливую яичницу.

–Спасибо, Эби. Я уверен, это очень вкусно.

–Вы выглядите грустным.

–Утром все люди грустные.

–Не обращай внимания, Эбигейл,– говорит Норин, вытирая стол,– Мэттью всегда хмурый – это его визитная карточка.

Закатываю глаза и шумно выдыхаю. С чего все взяли, что я постоянно хмурый?

–У вас морщины будут,– предупреждает Эбигейл, скривив нос,– серьезно.

–Они у всех будут, Эби.

Девочка отмахивается от меня и подходит к магнитофону. Не думаю, что такое древнее устройство вообще работает, это же прошлый век.

Накалываю на вилку яичницу, но не успеваю проглотить и кусочка, как Эби вновь оказывается рядом.

–Вставайте!– решительно приказывает она, хватая меня за руку.– Ну же.

Уже в следующую секунду из колонок доносится неизвестная мне быстрая музыка, и я недовольно хмурюсь, не понимая, что происходит.

–Я не собираюсь танцевать.

–Пожалуйста.

–Нет. Разумеется нет!

Норин хохочет, а я гляжу на нее, прищурив глаза.

–Ну давайте же, переставляйте ноги!– просит Эбигейл, раскачивая мои руки туда и обратно, словно я умственно отсталый кретин.– Это просто: шаг вперед, шаг в сторону.

–Я не хочу танцевать, Эби!

–Я вас не спрашивала.

–Это глупо.

–Вы постоянно хмурый, потому что все, что приносит обычным людям радость, вам кажется глупым и стыдным. Но нет ничего позорного в том, чтобы улыбнуться.

–Вот смотри: яулыбаюсь.

–Вы притворяетесь.

Эбигейл недовольно сводит брови, а я качаюсь из стороны в сторону как идиот. Девочка теребит мои руки, тянет их вниз, вверх, скачет рядом, ну а я с убийственной долей скептицизма наблюдаю за ней, жалея, что нельзя слиться с пылью.

Я приподнимаю руку, чтобы Эбигейл смогла прокрутиться под ней. Она делает один круг, останавливается и улыбается так широко, словно я разрешил ей прогулять школу.

–Что?– спрашиваю я.

–Вы все-таки умеете танцевать.

–Я все умею, девочка.

Эби хохочет и под новую композицию ставит на пояс руки.

–И даже так можете?– Она пародирует игру гитариста, тряся головой так рьяно, что я боюсь, как бы ее мозги не вылетели наружу.– Ну так как?

–Запросто!

–Покажете?

–Ммм… Дай подумать. Пожалуй, нет.– Улыбаюсь пару миллисекунд и вновь сжимаю губы.– Не в этой жизни, Эбигейл.

–Ну пожалуйста.

–Нет. Однозначно! Нелогично и иррационально тратить время на подобную чепуху.

–Какой вы зануда.

–А еще старик,– добавляет Норин, размешивая травы в прозрачной чашке. Замечает мой недовольный взгляд и усмехается:– Ну умный и полезный старик, разумеется.

Тут на кухню заходит Джейсон. Вид у него болезненный, но он встречается взглядом с Норин и улыбается как ни в чем не бывало. Возможно, у меня развилась паранойя, но я думаю, что только идиот не заметит, как паршиво он выглядит.

–Что здесь происходит?

–Вы любите танцевать, Джейсон?– сразу же находится с вопросом Эби и вглядывается в глаза оборотня. Тот останавливается рядом с Монфор и приобнимает ее за талию. Чертовски непривычно следить за тем, как развиваются отношения этих двоих.

–Важно, чтобы достался хороший партнер,– с умным видом отвечает Джейсон, и я в очередной раз закатываю глаза. Меня сейчас стошнит радугой.

–Я ем,– напоминаю я, вновь усевшись за стол,– не портите мне аппетит.

–Почему вы такой?– удивляется Эбигейл, нахмурив лоб.

–Какой?

–Колючий. Словно никогда ничего не испытывали. Вам никто не нравится?

В том-то и дело, что нравится.

–Ты не слишком маленькая для таких разговоров?

–Я же говорила, что мне уже…

–…почти одиннадцать. Я помню. И все же подрасти сначала, Эби, ладно? А потом об отношениях будем разговаривать. Это не тема для таких маленьких девочек.

Эбигейл недовольно цокает, а я усмехаюсь, обвожу взглядом комнату и замечаю, как Норин прикасается губами к щеке Джейсона. Я уже собираюсь протянуть: «Только не при детях»,– как вдруг происходит нечто странное: Джейсон сгибается, вцепившись в край разделочного стола, и покрывается испариной.

–Что ты…– испуганно шепчет Норин, подавшись вперед.– Что с тобой, Джейсон?

Но он не отвечает. Его лицо бледнеет, покрывается черными толстыми венами, и я с ужасом понимаю, что уже видел нечто подобное. Черт возьми! Я вскакиваю из-за стола.

–Норин, отойдите!

–Что?

–Отойдите от него.

Джейсон заходится кашлем, начинает задыхаться, будто в приступе астмы, и во мне что-то переворачивается. Я подбегаю к ищейке, подхватываю его под руку и с жалостью гляжу на Норин. Лицо у нее бледнее снега.

–Я уведу его в другую комнату.

–Но зачем?– не понимает Монфор.– Я ведь могу помочь, могу лечить.

–Вы не вылечите его, Норин.

–Но почему?

–Вы в курсе почему.

Женщина застывает, и вместе с ней застывают время, воздух, слова и вселенные. Она приоткрывает губы и смотрит на меня абсолютно беззащитно. От этого взгляда земля под моими ногами проваливается, и я готов упасть, но упрямо держу равновесие.

Не простуда послужила причиной болезни Джейсона и не переутомление, и дело тут куда прозаичнее: ему просто достался плохой партнер – ему досталась черная вдова.

Я усаживаю Джейсона во второй гостевой комнате. Он падает в кресло, хватается за лицо руками и продолжает откашливаться, будто какая-то дрянь застряла у него в глотке.

Не думал, что такое возможно. Я знал, что Норин Монфор проклята, но Ари когда-то говорила мне, что наказание Дьявола распространяется только на людей. Джейсон, как мы знаем, не человек. Тогда почему его лицо покрыто толстыми пульсирующими венами? Не понимаю, почему он мучается, если не нарушил правил?

Мужчина стискивает подлокотники кресла, и я замечаю, как его руки превращаются в уродливые лапы с острыми когтями вместо пальцев. Они вонзаются в кожаную обивку и оставляют неровные дырки, из которых выбивается желтовато-серый поролон.