Шрифт:
Закладка:
- Нет. Никаких сюрпризов вас не ожидает.
- Я не хочу это пить. Если никаких сюрпризов, то зачем?
- Вы можете не пить, - выпрямился герцог Скоринг. - Вы можете и вовсе отправить меня в ссылку. Вы можете выбрать регентом герцога Алларэ. И вы можете отказаться от моих услуг. Идите, Араон: войдите в собор и станьте... покойным самозванцем.
Юноша едва доставал господину коменданту макушкой до плеча, и ему понадобилось задрать голову, чтобы взглянуть тому в лицо. Широкое, добродушное, на первый взгляд, лицо. Теплые глаза. Губы, растянутые в приятной улыбке. И - слова, только что слетевшие с этих губ...
- Вы мне лгали. Вы с самого начала знали, что Алларэ прав. Вы лгали мне, Ассамблее...
- Вы не хотите быть королем? Хотите стать кем-то вроде господина Ларэ? Ваш младший брат - очень добрый мальчик. Он подарит вам поместье. Где-нибудь на севере.
- Я же не имею права... если все это правда, то... пусть брат...
- А с чего вы решили, что Элграс имеет это право? Вас никогда не удивляло его сходство с алларцами? Вспомните, вы сотню раз видели его рядом с Реми, с Ларэ...
- Что вы хотите сказать?!
- Все, что я хотел - я уже сказал. Решайте. Кружка, венец и трон - или ссылка, забвение и прозябание.
Араон вздохнул и протянул руку за напитком.
Собор был пышно украшен. Горели тысячи свечей, на статуи святых были накинуты новые бело-золотые покрывала, все скамьи застланы парчой и шелком. Посредине, между скамьями, лежал белоснежный, без единого пятнышка, длинный ковер. По нему будущему королю предстояло пройти к алтарю.
Эта белая полоса разделила собор надвое. Собранские владетели, не сговариваясь, разворачивались влево или вправо - туда, где видели знакомые лица. Гвардейцы при входе забирали у каждого оружие, но мирно под сводами храма не было. Собравшиеся тихо гудели, обмениваясь слухами и домыслами, и собор напоминал громадный растревоженный улей.
Когда Араон сделал первый шаг на ковер, громко, заглушая все голоса, заиграл орган, но музыку юноша не услышал. Он посмотрел налево, направо, и ему показалось, что правая часть собора заполнена лишь на треть, а вот слева не видно ни одного пустого места: некоторые даже стоят в проходе между скамьями и стеной. Алларэ, Эллона, Мера, Кертора, Агайрэ, Лита, Саур, Къела... а вот и сеорийцы, а вот - бруленцы. Все - против него, все собрались здесь, чтобы увидеть, как боги покарают самозванца.
На другой стороне - скорийцы и только часть бруленцев, редкие красно-черные пятна кафтанов обитателей Северной Меры, опять сеорийцы - увы, не все. Не меньше трети заняли скамьи слева, рядом с алларцами и эллонцами.
Вот и герцог Алларэ в окружении своих слишком многочисленных родичей; вот и наследник герцога Гоэллона, а рядом с ним эллонцы, и их не меньше. Некоторых алларцев лишь вчера выпустили из Шенноры: герцог Скоринг подсказал, что это будет удачным ходом. Помиловать вчерашних бунтовщиков, чтобы при первой же новой дерзости арестовать вновь, и тогда уже казнить без жалости. Отпущены были почти все, кого посадили в крепость в эту седмицу.
Бывший учитель фехтования Кертор, разумеется, на той же стороне. Фиор Ларэ, которого Араон привык считать братом... все держатся вместе, и все - против него. Герцог Алларэ, кажется, уже вполне здоров, а дерзкая улыбка предназначена не будущему королю, но жалкому подкидышу.
Араон стоял на белом ковре, пройти по которому мечтал несколько лет, и ему казалось, что он одинок. По бокам от него стояли двое бруленских вельмож, за ним - четыре мальчика-служки, державших сложенную мантию, а впереди, сбоку от алтаря, ждал герцог Скоринг, распорядитель церемонии - и все же он был один под сотнями взглядов. Одиночество пробирало холодом, тяжелый парадный костюм словно сдуло зимним ветром. Юноша чувствовал себя обнаженным, скованным по рукам и ногам, беспомощным и нелепым.
Нужно было идти вперед, к алтарю, навстречу теплой, зовущей улыбке распорядителя, навстречу музыке, свечам и пристальному взгляду двух статуй. Высокая статная женщина в старинной тунике и мужчина в древнем доспехе, опиравшийся на меч, смотрели на него с пьедестала.
Их нельзя обмануть. Еще шаг, еще два - и кольцо свирепых синих молний сожжет его дотла...
Невидимая ладонь толкнула его в спину, жестоко вывернула плечи, разворачивая их гордо и величественно, потянула за волосы, заставляя поднять голову. Потом ледяные пальцы через грудную клетку пробрались глубже, к самому сердцу, стиснули его в кулаке. Ком в горле, рвущий душу на части страх, ставшее чужим, жестким, не по росту тело - и юноша шагнул вперед. Орган запел громче, вступил хор, высокие строгие голоса взлетели к куполу...
Горящая свеча, невесть откуда взявшаяся в руках, свечи на алтаре, которые нужно зажечь... Руки не дрожали, и каждая свеча вспыхивала, как только Араон подносил огонек к фитилю.
Мягкая подушка под коленями, полная тишина, в которой юноша произносил слова молитвы, и они тоже рвались ввысь, громкие, звучные, четкие - кто произносил их? Араон видел себя со стороны - коленопреклоненным перед божественными вратами. Смирение и достоинство, сила и гордость, искренняя молитва - чье все это, чье, чье же?! Кто этот молодой человек со светлыми, почти белыми волосами, в пышном и отлично сидящем бело-золотом платье с вышитым на спине мечом и словами "Верен себе!". Чей голос слышен каждому, замершему на своем месте у скамьи?..
Патриарх был стар, дряхлой беспомощной старостью. Несколько прядей, выбившихся из-под белого клобука, почти не отличались от него по цвету. Длинная патриаршая мантия заставляла его горбиться. Молитву над распростертой перед алтарем королевской мантией он читал глухо и невнятно, но все же дочитал ее, и огромное, тяжелое бело-золотое одеяние укрыло плечи принца.
Служки вынесли венец короля Аллиона, лежавший на небольшой лазорево-синей подушке. Тонкий обруч, чуть расширявшийся в середине, образуя треугольный выступ, казался таким легким, таким безопасным... Но Араон - или тот бесплотный дух, что витал над коленопреклоненным телом, - помнил: эта древняя вещь может его убить.
Вновь
