яркие сапфировые глаза в окружении длинных золотых ресниц, заставляющие вспомнить рассказы о короле Аллионе. Привычная грустная складка у губ, неброское зеленое платье с узкой золотой полосой отделки на рукавах и по вороту. Даже здесь, среди друзей, Фиор кажется слишком одиноким...

- Пейте вино, господин Гоэллон, - заметил слишком пристальный взгляд Ларэ. - Дальше нам слишком часто будет не до вина, не до смеха. Вы еще будете вспоминать этот день.

- Называйте меня по имени, - тихо попросил Саннио, и невольно добавил. - Если это вам не покажется излишней фамильярностью.

- Ну что вы, Алессандр. Благодарю. Вы мне не откажете в этой же любезности?

- Нет, конечно же, нет... - Рядом с Ларэ он всегда терялся и невольно вспоминал первые дни с герцогом Гоэллоном: тогда тоже казалось невозможным найти верный тон, правильные слова. - Ваше здоровье!

- Герцога Алларэ и вашего дяди, - добавил Фиор.

- Жаль, что не вы наследник, - ляпнул вдруг Саннио, ляпнул - и прикусил язык, но уже было поздно.

- Простите, Алессандр? - Синеглазый бастард изумленно воззрился на него. - Я вас не понимаю...

- Мне кажется, вы очень похожи на короля Аллиона, - заливаясь румянцем, объяснил молодой человек.

- Благодарю, вы чрезмерно добры, - теперь покраснел и Ларэ. - Когда вы увидите принца Элграса, поймете разницу между нами.

- Он не такой стеснительный? - кажется, в вино что-то подсыпали... хотел же сказать "скромный"!

- Да уж, этой черты он лишен, - улыбнулся, качая головой, Фиор. Кажется, бестактности он не заметил, хотя с господином Ларэ нельзя было за подобное поручиться.

- Я... я прощу прощения!

Еще одна мимолетная, грустная улыбка и прямой, все понимающий и прощающий, взгляд. Ларэ медленно поднял руку и коснулся плеча Саннио мягким, очень деликатным жестом.

- Не нужно, Алессандр. Я вас понимаю. Этот день и мы здесь... - Ларэ не закончил фразу, да и не нужно было; так даже лучше.

Саннио опустил голову, пытаясь как можно крепче удержать в памяти все детали мозаики. Голоса, слова, смех и удивленные восклицания, звон бокалов, цвета, запахи, обстановку - каждую частицу происходящего. Еще несколько минут, и все кончился. Все разойдутся, чтобы заняться общим важным делом, общим - но каждый будет играть свою роль, выполнять свою часть замысла, и, может быть, уже никогда они не соберутся вот так, вместе... кто-то погибнет, кто-то уйдет.

Странное, терпкое и сладкое, горькое и звонкое ощущение безвозвратно уходящих бесконечно ценных мгновений. Острое - до боли в груди, до слез под плотно сжатыми веками...

- И мы здесь, - повторил он, усилием воли заставил себя вскинуть голову и открыть глаза. Ларэ молча кивнул.

- Господа, в десять часов прошу вас собраться здесь же или сообщить, если это окажется невозможным, - заявил Рене, выйдя на середину комнаты. - Позвольте вас поблагодарить.

- За восемь дней вы добрались сюда из Сеории?

- Не вижу ничего удивительного в том, чтобы за восемь дней проехать около двухсот миль, это расстояние можно преодолеть и вдвое быстрее. Я же ехал несколько кружным путем. Вас не так уж просто было найти.

- На это и рассчитывал, герцог, - Эмиль смотрел на мужчину, сидевшего на кровати с большой миской черешни в руках. - Но вам удалось...

- Это не повод для удивления. Вот если бы я не узнал своего человека, встретившись с ним нос к носу - вы могли бы озадачиться. И то, что вы оказались именно на тенистых берегах благословенной Виены, тоже вполне ожидаемо. Черешня здесь отменная, правда?

- У меня не было другого выбора. Нас искали по всему Брулену.

- Я ведь и не говорю, что вы сделали ошибку, - очередная глянцево блестящая сочная ягода отправилась в рот. - Вы с Готье поступили совершенно верно. Я вам очень благодарен, Далорн. И за спасение принца, и за спасение Керо. Мне даже неловко просить вас о помощи...

Далорн сжимал и разжимал сомкнутую кольцом дверную пружину. Лубок с руки сняли только позавчера, и запястье до сих пор ныло, особенно под утро. Тугая повязка не унимала эту нудную, тягучую боль - требовалось время. Пальцы слушались куда хуже, чем нужно, вот и приходилось их разминать.

Герцог Гоэллон явился пару часов назад в сопровождении одного из эллонцев отряда Готье. В первый момент Эмиль не поверил своим глазам, но пришлось прикрыть их ладонью, сложенной козырьком, и убедиться - да, это не видение; а потом со ступенек слетела Керо, и тут уж было не до сомнений. На несколько минут Далорном овладела темная, глухая ревность: его драгоценная невеста обнимала эллонского герцога, судорожно вцепившись пальцами в рубашку, прижималась щекой к груди, и, кажется, даже плакала.

Потом он заметил и другое: рука герцога Гоэллона едва касалась плеч Керо, и короткий поцелуй в лоб был скорее уж по-отечески теплым, нежели страстным. Злость улеглась так же быстро, как и поднялась в душе темным облаком.

- Ну-ну, милая моя, я тоже рад вас видеть... Мы поговорим после, хорошо? Идите, вам нужно успокоиться.

Девушка, кажется, обиделась - судя по вздернутому носику и нарочито спокойной походке, которой она прошествовала мимо и вверх по лестнице, в свою комнату. Эмиль вздохнул и шагнул навстречу герцогу Гоэллону, стараясь не выдавать своего удивления. Короткое рукопожатие.

Двое огандцев-приказчиков, хмуро следивших за сумятицей во дворе, убрали оружие и отправились по своим делам. Всего таких молчаливых наблюдателей в этом доме было не меньше двух десятков. Подмастерья красильщиков, приказчики, слуги и даже конюхи служили синьору Лудовико Павезе - "дядюшке Павезе", почтенному торговцу тканями, - во многих ипостасях. Любой из них дрался немногим хуже Далорна, а что они еще умели, он мог только предполагать: взломать самый хитрый замок, проследить за опытным заговорщиком, подслушать любую беседу... Половину из них знали в Брулене под другими именами и считали за своих, с членами Лиги свободных моряков они были на "ты" и вместе обделывали многие интересные дела. Эмиля они слушались, потому что так велел хозяин, но приглядывали и за ним - алларец подозревал, что по приказу все того же Павезе. Торговец тканями был хитер, предусмотрителен и полностью не