Шрифт:
Закладка:
— Понимаю, — Шон дружески сжал его плечо. — Но вряд ли существует сила, способная остановить тебя. Все зашло слишком далеко. Хочешь правду?
— Ну.
— Я уже сам не понимаю ничего. Я был полностью уверен, что ваши отношения ненадолго. А теперь не знаю, что сказать.
— Тогда не говори ничего.
— Жаль, что твоя первая любовь такая трудная…
— Стив, ты не представляешь, как мне плохо.
— Чего представлять! Вижу.
— Мне кажется, не будь меня, все было бы намного проще…
— Было бы! — перебил Стив. — Но ты есть, а в истории нет сослагательного наклонения. Что было бы, если бы.
— Не могу больше смотреть, как он пьет. Не могу понимать, что неспособен помочь…
— Не надо, — не дослушал Шон. — Душа — это самый большой орган, что есть в Рое. Она страдает. Тонкая оболочка, что хранит ее, не выдерживает натиска извне. Его состояние — это тоже способ справиться с болью.
— И все же, не понимаю, что произошло.
— Хорошо, — твердо произнес Стив, поднимаясь. — Я понял, этого не избежать. Подожди. Я сейчас.
Мальчишка напрягся. Как-то вдруг. Внутри него все мигом потеряло эластичность и задеревенело. Адреналин впрыснулся в вены с излишком. Кровь загустела, и сердце, как забившийся насос, теперь работало на пределе. Шон вернулся с газетой и швырнул Энди.
— Читай. Пойду, закажу тебе порнокофе.
Парень уставился в газету. «Самый предприимчивый человек города». Он увидел свою фотографию и имя под ней. Не понял. Ничего не понял. Пока не прочитал. В статье немногозначно говорилось о том, что он удостоен титула самой предприимчивой проститутки на содержании. За полгода он превратился из уличного грязного отброса в дорогую игрушку для стареющего (Энди передернуло) альтернативного капризного фотографа. В статье жирным шрифтом выделялся вопрос: "Где же принципиальная свобода Роя?" Далее сообщалось о том, что даже владелец гей-клуба Шон Стивенсон оказался втянутым в липкие планы предприимчивого альфонса. Его смазливой похотливой мордашкой обклеен весь город, и ослепший Гейл смеет называть его ангелом. Похоже, дурная слава Роя превзошла сама себя, и вряд ли можно будет придумать что-то дурнее. Маленькая развратная муза Маккены! Энди не верил глазам. Лучше бы он не умел читать! Парень часто моргал, словно стараясь избавиться от пелены, словно думал, что проморгавшись, увидит по-другому сложенные буквы.
— Стив, что это? — мальчишка с трудом поднял глаза.
— Это? Твоя дурная слава. Кажется, она превзошла даже славу Роя. Поздравляю.
— Дай мне водки, — попросил Энди.
— Не проблема, но это вряд ли поможет.
Он чувствовал себя странно. И очень скверно. Так, словно кто-то перевернул его внутри кожи, а потом еще раз - внутри костей.
— Шон, почему? — выдавил парень.
— Это всегда сопровождает успех, а, кроме того, зависть…
— Почему ты не сказал сразу? Почему молчит Рой?
— Если и можно оскорбить его больше, то я не знаю чем.
Парень залпом выпил стопку.
— Лучше?
— Нет. Я пойду, Стив.
— Останься. Не думаю, что сейчас тебе будет лучше одному.
— А и то верно! — вдруг оживившись, махнул рукой Энди. — Пойдем, владелец гей-клуба, трахнешь меня! Ты же сам вложился недешево, так что, вправе получить проценты!
— Что ты несешь?!
— А что?! Должен же я отвечать уровню своей дурной славы! Иначе как?! Не дай бог она рухнет!
Энди не стал дожидаться ответа, нервно направившись в кабинет.
— А, черт! — выругался Стив, следуя за ним.
Мальчишка нервно срывал с себя одежду, расшвыривая по сторонам.
— Ну что, Шон?! — он не унимался. — Чего стоишь?! Давай!
Тот видел, как подступили слезы, переполнили веки и перекатились, соскальзывая неровными дорожками.
— Энди, — Стив жестко сжал его плечи. — Я не хотел, чтобы ты знал все это, но ты должен был знать.
— Шон, — губы парня дрожали, и он еще кусал их. — Знаешь, что самое страшное? Я и сам уже так думал. Я спрашивал себя, как это произошло. Там, на мосту, я не просил у него ничего, и я был честен. Да, он - мой первый партнер, и я люблю его. И тебя люблю, но это не потому, что вы дали мне эту жизнь. Она мне нравится, я не скрываю, но все было бы точно так же, будь вы нищие, и живи вы со мной под мостом.
— Знаю, — тихо сказал Стив, прижимая его к себе. — Дай ему время, Энди. Рою трудно. Он запутался сам в себе. Ты же должен знать его как никто другой.
— Ты говоришь: я угрожаю его сердцу. Это не так! Как я могу, когда он ни разу не подпустил меня?! Я ничего не просил! Я ничего не жду! Я давно смирился с этим «никогда»! Понимаешь, Стив, никогда!
— Я бы рад помочь, но чем? Ты должен пережить это сам. Как и Рой. Как и я.
Энди разрыдался. Шон впервые видел такое отчаяние. Неподдельное. Искреннее. Бессильное. Сердце его сжалось. Это то же самое, что хлестнуть грубой хворостиной по тонкому, только что поднявшемуся стеблю, что лелеет и холит в солнечных лучах едва раскрывшийся бутон. Стив крепче прижал к себе мальчишку и поцеловал. Просто поцеловал. Ничего не хотел. Ничего не просил, но тот вскинул голову, и Шон увидел в глазах наглое голое «хочу». Ответил, потому что «хочу» восстало и в нем самом. Он не мог противостоять, и последнее, что стройно уложилось в голове, что ученик превосходит его самого. Отдаваясь, Энди брал. Что хотел и сколько хотел.
— Ты никогда не замечал, — спросил Стив, вернувшись, — что так же жмешься лбом, как и Рой?
— Нет.
— Странно. Он всегда так делает.
— Знаю. Обожаю это в нем.
— Я тоже.
— Не зря говорят, что собака похожа на хозяина.
— Дурное сравнение.
— И тем не менее. Не удивлюсь, если Рой вдруг заметит, что я что-то делаю, как ты.
— Тогда все эти газетные раскладки покажутся нам детским лепетом.
— Неужели он до сих пор ни о чем не догадывается?
— Нет. И лучше бы все «до сих пор» отодвинулись подальше. Я иду ва-банк, занимаясь этим с тобой.
— Почему ты не отказал мне тогда?
— Не знаю. До сих пор не знаю. Лучше бы и тебе не знать.
— Почему?
Стив задумался. Он давно ждал этого вопроса. Сотни раз продумал, как ответить, и не смог, потому что все было бы неправдой.
— Мне уже вряд ли удастся научить тебя чему-нибудь еще. Я давно должен был сказать, но, черт возьми, мне самому теперь это нужно!
Энди потянулся, поцеловал и улыбнулся.
— Тогда не говори, потому что и мне нужно.
Парень ехал домой. Он был рад, что такси тормозит по пробкам. Жизнь опасно качнулась. Крен превысил допустимый угол, и парень понял: еще немного и он соскользнет. Вот он, самолет. Беспилотник со взбесившимся навигатором. Уже давно миновал полосу разгона и теперь, если не возьмет круто вверх, разобьется в щепки о первую же сопку, а автопилот упорно печатает на мониторе: все хорошо; идем по расписанию; небольшая зона турбулентности.
Роя дома не было. Наверное, разминулся с ним по дороге. Это к лучшему, потому что Энди не знает, что говорить. А его распирает. Чуть тронь, и он взорвется, как перекаченный воздушный шар. Первый раз парень рад хаосу. Это почти спасение. Главное - начать что-то делать, приложить себя к чему-то, что имеет смысл. Он вытаскивал на улицу мешки с мусором, когда около дома остановилась дорогая машина. Энди не разбирался в марках, да и какая разница? Дверь распахнулась, и он увидел Шерон. Она вышла с подобающей кошке грациозностью и приветственно кивнула.
— Добрый вечер, — со свойственной ей манерой растягивать слова произнесла женщина.
— Добрый, — нехотя промямлил парень. — Роя нет дома.
— Я, собственно, не к нему. Надеюсь, я могу войти?
— Да, конечно.
Шерон вошла, наполняя пространство изумительным запахом духов.
— Могу предложить чай или кофе, — выдавил Энди, надеясь, все же, что она откажется.
К счастью, так и вышло.
— Чем могу быть полезен? — парень собрал весь небогатый запас вежливости.
— Ничем, — ответила женщина, улыбнувшись так, словно только что сказала что-то очень приятное.
— Тогда?..
— Мне хотелось еще раз взглянуть на человека, которому удалось то, что не удавалось еще никому. А ты действительно молод. При нашей первой встрече мне показалось, что я ошибаюсь.
— Не понимаю, чем вызван такой интерес ко мне.
— Скажи мне, детка (в ее устах слово звучало до омерзения гадко), ты действительно так умен, как о тебе пишут?
— Думаю, — тон мальчишки стал жестким, — во-первых, лучше спросить у тех, кто пишет, а во-вторых, это не касается никого, кроме меня и Роя. Но если это уж так интересно, отвечу. Намного.