Шрифт:
Закладка:
Говорят, что человек привыкает ко всему. Привыкнуть к смерти нельзя; и к страху привыкнуть нельзя; но к фронтовой жизни со всеми ее опасностями и постоянным риском — или враг тебя, или ты врага, кто ловчее и у кого выдержки больше, — к фронтовой жизни мы привыкали и всегда старались устроиться в ней так, чтобы, вопреки постоянному риску, сознание жизни, иногда даже напоминающей что-то мирное, домашнее, согревало наши сердца. Мне, тогдашнему молодому солдату, всегда казалось, что это делалось как-то само собой. Но на деле все обстояло далеко не так просто: требовалось немало усилий, чтобы создать эту обстановку жизни в трудных условиях боя. Особенно в таких, в каких оказались десантники 18‑й армии на Малой земле. Малоземельцы во главе с коммунистами и политработниками делали все, чтобы «Малая земля оставалась советской землей» для них, а «люди оставались людьми»: отмечались дни рождения и даже была сооружена банька с каменкой и паром, в которой бойцы отхлестывали вениками свои загрубевшие в окопах тела. Это было важно, было нужно, как и хорошая шутка, смех, и рисунки Б. Пророкова, В. Цигаля, П. Кирпичева, и выступления в армейской газете «Знамя Родины» писателя Б. Горбатова, поэта П. Когана, журналиста, будущего корреспондента «Правды», удостоенного позже звания Героя Советского Союза, С. Борзенко, и рисунки самодеятельной художницы Марии Педенко, которая с первых дней высадки была с десантниками, выносила из огня раненых, читала стихи, разносила почту и выпускала рукописную газету «Полундра». Леонид Ильич Брежнев, вспоминая о таких преданных Родине дочерях, которые, деля все тяготы трудной фронтовой жизни, сражались наравне с мужчинами, пишет: «Для меня их образ стал олицетворением величия советской женщины».
Пристальное внимание к самым, казалось, обыденным подробностями фронтовой жизни (из чего, собственно, и складывалась эта наша фронтовая жизнь), внимание к отдельным людям, будь то рядовой боец, командир или политработник, придает запискам широту и сердечность.
И вместе с тем, конечно, обращает внимание, что в них раскрываются основополагающие нормы и принципы нашей жизни, которые были значимы на войне и остаются действующими сегодня. Вспоминая о главном для командиров и политработников 18‑й армии в течение всей войны, автор приводит текст одной из директив («под которой стоит моя подпись», — замечает он). В документе указывалось, что нужно проявлять постоянную заботу о сбережении сил и здоровья бойцов, бесперебойно обеспечивать их горячей пищей и кипятком и что бездеятельных в этом отношении руководителей нужно привлекать к суровой ответственности.
Следует ли говорить, как важен такой подход к делу сейчас, когда идет бурное освоение богатств Сибири и люди — геологи, буровики, прокладчики, — выдвинутые на передний край, трудятся с тем же мужеством и упорством, как трудились их отцы на полях сражений, и сколь важна забота о нуждах и быте этих людей. Строится БАМ, возводятся десятки самых различных промышленных комплексов — ударных строек пятилетки, и всюду люди. Люди, требующие внимания и хозяйственных, и партийных руководителей.
Не менее важен и вопрос о стиле руководства, об отношениях начальника с подчиненным. Бывают чрезвычайные случаи, когда партийный руководитель вправе и должен приказывать; но в повседневной работе, как замечает автор, приказ для него должен быть исключен — только разъяснение и убеждение. И делать это нужно с тактом и умом. «Если даже человек ошибся, никто не вправе оскорбить его окриком. Мне глубоко отвратительна, — пишет Леонид Ильич Брежнев, — пусть не распространенная, но еще кое у кого сохранившаяся привычка повышать голос на людей. Ни хозяйственный, ни партийный руководитель не должен забывать, что его подчиненные — это подчиненные только по службе, что служат они не директору или заведующему, а делу партии и государства». И далее: «Так я считаю сегодня, этому правилу следовал и в годы войны, в этом духе старался воспитать аппарат политотдела, которым мне довелось руководить». С чувством глубокой признательности читаем мы эти слова и видим, как много сил вкладывает и сегодня Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР во все то важное и для народа, и для государства, что он считает партийным принципом жизни. Этот принцип имеет свой истоки. Они ясно просматриваются в записках, когда автор их, начальник политотдела армии, в трудные для фронтовой жизни минуты, иногда перед тем как принять решение, обращался к великому наследию — к заветам Владимира Ильича Ленина. Так было в дни, когда накануне штурма Новороссийска составлялась «Памятка десантнику». Сама идея памятки была заимствована из времен гражданской войны. Ленин заинтересовался той первой памяткой и подчеркнул в ней важные места. Эти подчеркнутые Лениным места, в которых прежде всего говорилось о роли коммуниста в бою, использовались затем в работе политотдела армии.
К числу основополагающих норм и принципов нашей сегодняшней жизни следует отнести и высказанное Леонидом Ильичом Брежневым положение о «громких речах» и «душевном разговоре» с людьми, о том, что надо всегда говорить людям правду, как бы она ни была горька, и что правда, именно правда мобилизует людей. Наладить язык общения с людьми — это один из главных залогов успеха в любом деле. И вместе с тем автор как бы предостерегает, что нельзя подделываться под рубаху-парня и что фальшь такого панибратства будет разоблачена и не будет принята ни бойцами, ни тем более нашим сегодняшним трудовым рабочим человеком.
Да, общественное и политическое звучание записок велико. Но мне как писателю все же вновь хочется обратить внимание читателя и на реалистичность письма, и на точность приводимых деталей. Рассказывая об очередной переправе на Малую землю, когда вражеская артиллерия повела прицельный огонь по транспортам, Леонид Ильич как бы невзначай роняет: «Если не знать, что метят в тебя, красота необыкновенная». Как точно сказано о красоте взрывов на воде, да еще в свете прожекторов! Такое нельзя придумать; надо увидеть, чтобы так сказать. И не у одного меня, наверное, но у всех тех фронтовиков, кому хоть раз доводилось форсировагь в ночных условиях водные рубежи (и кто, разумеется, попадал под обстрел артиллерии или минометов противника), сейчас же встает перед глазами картина переправы. Помню, как под Новгород-Северским мы ночью форсировали Десну. Орудия были погружены на плоты. Я стоял за щитом у орудия, и вся смертоносно-феерическая красота водных всплесков в свете прожекторов, если