Шрифт:
Закладка:
Затем Таннер рассмотрел возможности заключения мира. Сначала их вообще не было. Кремль ссылался на правительство Куусинена, с которым эти вопросы были оговорены. После того как наша оборона оказалась более прочной, чем ожидали русские, ситуация поменялась. Но сейчас она снова изменилась, причём в худшую для нас сторону. Таннер информировал о контактах по поводу мира, а также об условиях мира, о которых Советы сообщили 23 февраля через посла Швеции в Москве, о чём выше уже шла речь. Он добавил, что в тот же самый день пришла телеграмма, в которой призывали во избежание худших последствий незамедлительно принять условия русских.
Восточный фронт хорош, а вот Карельский перешеек под вопросом, продолжал Таннер. Помощь Швеции ненадёжна. Предложение помощи со стороны западных держав было конкретным и благородным актом. Но, принимая её, мы оказались бы втянуты в большую войну. Эта помощь может оказаться незначительной и запоздалой. Путь к миру был труден и горек. Условия русских очень жёсткие. Следовательно, ситуация была тяжёлой и драматичной, но с принятием решения нельзя было затягивать.
Генерал Вальден, доложивший о положении на фронте и который в течение всей войны сомневался относительно помощи западных держав, заявил, что 20–24 тысячи солдат слишком мало. Это не могло переломить ситуацию, да и сама помощь пришла бы к нам слишком поздно. В этой связи премьер заметил, что трудности со снабжением накладывают определённые ограничения на количество отправляемых войск.
Пеккала спросил, шла ли ранее речь об иных условиях мира, на что Таннер ответил, что трудно дать точный ответ, поскольку между сторонами не было постоянного переговорного контакта. Три недели назад было дано понять, что уступкой полуострова Ханко можно было прийти к соглашению. Тогда речь шла об острове на северном побережье Финского залива, но было невозможно убедить комиссию по иностранным делам пойти даже на такое решение.
По мнению Хейккинена, народ Финляндии не созрел для заключения мира на подобных условиях. Народ просто не понял бы этого после столь успешных боевых действий. Вопрос мог бы стоять о передаче Ханко, но не о согласии на другие условия. Помощь Швеции была лучшим и решающим вариантом. Предположительно, она была бы столь эффективна, что позволила бы разрешить ситуацию. Но её вряд ли можно было получить. О помощи со стороны западных держав надо было и дальше договариваться.
Я заявил, что надо приложить усилия к достижению мира. Условия мира были сверхтяжёлыми, но существовало опасение, что они могут ещё более ужесточиться. История показывает, что так бывает. Другое дело, если бы мы выиграли войну. Но, поскольку превосходство противника было столь велико, не было малейшей возможности для победы. Чтобы мы могли диктовать условия мира, надо было получить значительно бо́льшую помощь, чем та, которая позволила бы перебросить пару дивизий с севера на юг. Условия заключения мира были ужасающими, и их русские называли минимальными. Но и в Москве, очевидно, торговались. Так происходило на осенних переговорах. Со своей стороны, я думал об уступке территории на перешейке вплоть до линии Суванто, а также мыса Ханкониеми, но сейчас мы не получили бы никакой компенсации, поскольку русские возьмут его по праву войны. Уже не стоял вопрос о каком-то обмене. В течение предыдущего и сегодняшнего дня я думал, что Швеция, которой надо было объявить о нашей готовности пойти на большие уступки ради заключения мира, приняла бы решение о вступлении в войну, поскольку выглядело вполне вероятным, что Германия в этом случае не станет вмешиваться. Если Россия узнала бы о готовности Швеции к войне, при условии отказа от заключения договора, это, по моему мнению, могло повлиять на условия русских. Я вновь предложил, что надо попробовать убедить Германию так или иначе поддержать нас на переговорах в Москве, поскольку она, насколько известно, желала бы завершения войны. По поводу заявления Хейккинена я сказал, что общественное мнение введено в заблуждение. Когда в декабре и январе боевые действия шли успешно, думали, что мы победим в войне. Газеты предпочитали писать о победах под большими заголовками. Для русских первые недели войны были только подготовкой к решающему наступлению. Русские могли потерять сколько угодно живой силы и военной техники. Если бы война повернулась в худшую сторону, то наступила бы депрессия и стали обвинять тех, кто своевременно не заключил мир. Мы не могли следовать за настроениями народа, нам нужно было управлять общественным мнением. Я надеялся, что в условиях Москвы остаётся место для компромисса.
Ханнула считал, что принятие условий будет равноценно потере независимости. После этого мы больше не сможем защищать свою страну. Такой мир на практике привёл бы к нашему превращению в протекторат Москвы. Он также не верил, что правительство сможет провести такой мир через парламент и убедить народ принять его. Помощь надо было принимать от кого угодно. Казалось невозможным получить поддержку Швеции. В свою очередь, западные державы сделали очень конкретное предложение по оказанию помощи: солдаты, материальные средства и финансовая помощь. Они обещали позаботиться о нас, когда будут подводить итоги большой войны. Ханнула не видел иного пути, кроме продолжения борьбы.
Пеккала разделял моё мнение. В одиночку мы не выдержим. Было ясно, что Швеция не будет помогать нам всеми своими силами. Добровольцы не могли решить исход войны. Помощь западных держав была единственной, на что можно было надеяться. Но тогда в игру вступила бы Германия. Существовала опасность, что Финляндия была бы поделена между Германией и Советским Союзом, то есть нас ожидала судьба Польши. Вызывало сожаление, что осенью не удалось прийти к соглашению. Если бы война была продолжена, погибла бы лучшая часть молодёжи. Большая часть страны, как в прифронтовой полосе, так и в тылу, была бы разрушена. Экономически мы тоже не были способны продолжать войну. Конечный результат мог стать трагическим, если бы Россия захватила всю страну. Поэтому нужно было изо всех сил стремиться к миру. Так Финляндия не превратилась бы в протекторат
