Но мать его выглядит не лучше. Годы не забрали у неё былого очарования, однако глаза заметно посерели, стали печальными и безжизненными. Опустились плечи, хотя она и старается держаться ровно и статно. В её светлых волосах не разглядеть седины, но время взяло своё.

– Здравствуйте, мама, – слова не застревают в горле, и всё же говорить ему сложно. Наложившиеся друг на друга годы не дают ему назвать её матушкой. Всё внутри сопротивляется. – Я рад, что вы в добром здравии.

Рад. В этом нет никаких сомнений, он счастлив, что она приехала, но не уверен, что в той мере, в какой нужно. Нет всплеска эмоций и бури чувств, он принимает её присутствие как должное, лишь с малым трепетом. Слишком давно он оставил её один на один с переживаниями о смерти дочери и другими невзгодами.

– Что с твоей рукой, Бентлей? Кто тебя так?

– Джессика Хармон, – он решает не утаивать от матери правду. Пусть знает, что даже самый родной человек способен поднять руку. – Любезно наградила меня ударом кочерги, когда я выставлял их из дома. А сил добить ни у кого не хватило.

На лице леди Мэрилинн ужас, но он не видит удивления. Будто его мать и не сомневается, что её сестра на такое способна. Да и сам Кеннет не удивляется тому, на что готовы пойти люди. Он и раньше этого никогда не делал, и возвращение в общество ему только об этом напомнило.

Она могла бы спросить не про руку, а поинтересоваться, где он был столько времени или как так вышло, что его никто не мог найти, если кто-то и искал. Но, в сущности, он даже благодарен, что ни один из этих двух вопросов не звучит. Ему нечего на них ответить, и вряд ли ответ найдётся в ближайшее время. Будет лучше, если мать поймёт его нежелание открываться и не будет даже пытаться узнать правду.

– Как вы добрались, мама? – Бентлей обращается к леди Мэрилинн, но взгляд устремляет на Валерию. Девушка не подсказывает ничего определённого, только ведёт плечами.

– Прекрасно, Бентлей. Я спешила как только могла. Мне никто не сообщил, что ты вернулся, и только твоё письмо… Такая радостная весть. Конечно, я сначала подумала, что это чья-то злая шутка, но… – Она достаёт из кармана распечатанный конверт и протягивает его лорду. Тот берёт бумагу двумя пальцами, вынимает сложенный листок и, развернув его, пробегается взглядом по строчкам.

У Валерии ровный почерк. Она написала всё чётко и по делу, как он её и просил. Но добавила не свойственных Бентлею вещей. «С любовью», – он никогда бы так сам не написал. Однако Кеннет не жалуется, он возвращает письмо в дрожащие руки матери.

– Я написал, как только узнал всю правду о том, что с вами произошло, мама, – ему неприятно даже думать об этом. И он скрипит зубами, старательно делая вид, что в его голосе нет злости. Она не должна подумать, что Бентлей разгневан из-за случившегося с ней. – Теперь всё в полном порядке. Мне осталось уладить лишь некоторые дела, и я отправлюсь в Ирландию. Примите мои искренние извинения, что не смогу остаться с вами.

Валерия всенепременно останется. Недовольство да Косты его не интересует. И девушка словно понимает неозвученное, опускает взгляд в пол. Леди Кеннет тянет руки к Бентлею, обнимает ладонями его лицо. Она делала так, когда он был совсем ещё ребёнком. Успокаивала, жест всегда говорил лишь одно: «Посмотри на меня, Бентлей. Всё хорошо!» И всё всегда было так, как говорила мать.

– В Ирландию? Бентлей, но что ты забыл в Ирландии?

Безусловно, в стране варваров, неотёсанных разбойников и невеж уважаемому лорду делать нечего. Но если того требует ситуация, он отбросит даже такое предубеждение, как своё отношение к ирландцам. Уже отбросил, когда понял, что влюбился в склочную и скандальную девушку с зелёного острова.

Тихий выдох, Кеннет отнимает одну руку, вторую мать опускает сама.

– Свою жену, мама. Там осталась женщина, которую я хотел бы привезти в Лондон.

Пожалуй, если он скажет чуть больше, это заставит его вскрыть новые и новые подробности. Одна петелька потянет другую, и полотно распустится.

– Жена?

Скривилась бы Моргана, если бы услышала, как он в очередной раз прикрывается ложью? Бентлей крепче сжимает ладонь матери, этот разговор может затянуться надолго, а он не хочет стоять у дверей гостиной, будто он готов в любой момент шагнуть за порог.

– Лорд Кеннет, ужин подан. – Девон появляется крайне вовремя.

– Пойдёмте, мама. Полагаю, вы устали с дороги, у нас ещё будет время всё обсудить. – Кеннет подаёт матери локоть. И она не отказывается, кладёт ладонь. Её шерстяное платье на фоне расшитого камзола выглядит особенно печально. Бентлей стискивает зубы, нога непроизвольно начинает стучать по паркету. Леди Кеннет кивает.

Вместе они выходят из гостиной. Валерия блёклой безмолвной тенью следует за ними, как того требуют правила. Всё шествие замыкает дворецкий. Почему-то Бентлей очень сильно надеется, что Девону хватило благоразумия не приглашать к столу Джеффри. Не хочется заставлять мать ужасаться. Произошло и так слишком многое, чтобы пережить ещё одно потрясение в лице совершенно невоспитанного Корморэнта.

В столовой горят свечи, но не слишком много. В полумраке кажется, что эта комната не имеет ни начала, ни конца. А центр композиции – длиннющий стол с множеством стульев, почти пустой. Он мог бы устроить к возвращению матери настоящий бал, но лорд Кеннет не сомневается – леди Кеннет не оценила бы его стараний, лишь потому что слишком устала. Что уж скрывать, сам Бентлей после изнурительного плавания думал только о том, что ему хочется положить голову на подушку и проспать вечность. Его же мать – хрупкая женщина – ещё стойко держится, готовая вынести светские разговоры.

Бентлей садится во главу стола. Он полагает, что матери непривычно видеть его на месте отца. Однако тот уже никогда не произнесёт какую-нибудь дурость и не заставит молиться перед началом трапезы. Его мать опускается рядом, напротив неё – Валерия. Они обе складывают руки, но Кеннет предпочитает первым делом развернуть салфетку.

Кеннет не лишает их привилегии выразить благодарности Богу. Религия дарит женщинам надежду. Хотя лорд и считает надежду опасным инструментом – она живёт даже возле могилы. Ужасно, что сам он заражён надеждой, как лихорадкой. Вера в возможное лучшее будущее подле Морганы не даёт ему спокойно дышать.

Опустив взгляд, Кеннет разглядывает начищенную вилку. Тихий шелест слов над сложенными над тарелкой руками прерывает сама Мэрилинн: