защитить то, что было дороже всего. Джонотан готов был сгореть, лишь бы не дать погибнуть в море и от рук грязных ублюдков Агате: ведь именно он стал причиной того, что она оказалась здесь, в этом Восточном море, на пути в проклятый Шарракум.

Проклятье! Именно он, ведомый жаждой мести и поиском правды.

Он провёл здесь, в Ануаре, последние годы, и обнаружил следы родителей, что когда-то побывали на берегах восточной страны и погибли вскоре после этого. Именно он разузнал про артефакт, который так тщетно много лет искал Орхан – потому что именно этот артефакт оказался каким-то образом в руках Сезара ди Эмери. Джонотан понял, что единственный способ узнать правду – это помочь Орхану заключить сделку с ди Эмери, ключевым элементом которой станет загадочная семейная реликвия.

За последний год Джонотан почти докопался до правды, он чувствовал все эти годы, что родители погибли не просто так, что кому-то была выгодна их гибель, случившаяся так скоро после путешествия на Восток. Удалось выяснить, что они привезли немалое богатство и погибли так скоро и нелепо: отец Джонотана никогда бы не направил яхту в шторм, он всегда прекрасно чувствовал стихию и её опасность!

Джонотан сделал всё, чтобы эти переговоры с Орханом начались, чтобы Сезар раскрыл карты, которые держал в рукаве всё это время… И невольно ведь именно он, Джонотан, втянул Агату в эту проклятую сделку.

Снова сделав глубокий медленный вдох, Джонотан представил, как светлая, сияющая сила Солнца – местного божества – наполняет его изнутри, исцеляя и возвращая способность обращаться к живой энергии и становиться больше, чем он есть на самом деле. А когда открыл глаза, то будто со стороны увидел, какими тёмными и мрачно-кровавыми они стали. Он искал правду и нашёл её.

Никогда он не допускал, что виновником смерти родителей мог быть сам Сезар ди Эмери. Отец Агаты слишком умело защищал свой разум от чужого вторжения, и это было с ним всегда, уходил от влияния, словно становился неуловимым. Впрочем, Джонотан и не мог предположить, что тот горюющий от потери жены мужчина может быть не жертвой, а виновником трагедии. И только теперь всё встало на свои места. Теперь есть вполне определённая причина для ненависти, а не только навязанный долг и скотское отношение ко всем людям, даже к собственной дочери.

– Ana dhahib liqatlih, – произнёс Джонотан во тьме одними губами на ануарском. – Я убью тебя, Сезар ди Эмери.

Больше ничто не удержит его от мести.

На миг Джонотан представил, что овладевает могуществом магов стихии – может уже не только проникать в чужую душу и связывать её с собой, но и стать больше, разломать к демонам и эту мрачную камеру и решётку, удерживающую внутри.

И тьма будто услышала его и колыхнулась, оживая. Решётка поплыла перед глазами, отчасти скрытая сумраком и влажным колыханием воздуха.

– Hal ‘ant huna? – прошелестело чужое дыхание.

– Naem, – эхом отозвался Джонотан, одним движением поднимаясь и подходя к двери. – Я здесь.

Тень за решёткой ожила и проступила человеком в чёрной маске на всё лицо, из-под которой едва заметно блестели тёмные глаза.

– Отдали приказ убить тебя на рассвете, – произнесла тень.

Ключ повернулся в замке, раздался глухой скрежет и щелчок.

– Уходи, быстро, – проговорил теневой страж со знакомым говором.

– Десир, ты?

– Я, – ухмыльнулась тень и отступила, пропуская Джонотана в коридор.

– Как ты сюда проскользнул? – Джонотан бесшумно прошёл за провожатым, и они оказались в маленькой, тускло освещённой чадящей масляной лампой комнатушке.

– Когда ищешь возможность отдать долг жизни, нет ничего невозможного.

Джонотан не мог увидеть кривую улыбку бывшего вора, но почувствовал её, на ходу переодеваясь в предложенные им чёрные одежды, чтобы скрыть и своё лицо.

Мысленно поблагодарив богов и себя за то, что пару лет назад спас от казни за воровство тощего как жердь юношу, Джонотан проследовал за ним по петляющим каменным коридорам, уходящим то вниз, то вверх под землёй. Здесь уже не было никакого освещения, теневой страж шёл в полном мраке и вёл за собой так уверенно, явно был здесь не раз.

Два года назад, когда Джонотан впервые оказался в самом Шарракуме, он ужаснулся жестокости законов Ануара и не мог не заступиться за угловатого и злого воришку: тот хоть и дрожал от ужаса от неизбежного наказания, но скалился на стражей, которые примчались на крики торговца. Украденная золотая подвеска могла стоить Десиру жизни (или как минимум отрубленных рук).

Уже потом Джонотан узнал, что парень украл её, чтобы попасть на отбор в теневую стражу начальника береговой охраны, опаснейшего человека Ануара – Акрамаи аль Асада: сбор был огромен для почти нищего парня, что ухаживал за больной сестрой.

Скрипнула тяжёлая, обитая железом дверь, но этот звук поглотил гомон торговой площади: они вышли из подземелья одним из многих потайных ходов, известных только теням.

– На восходе отплывает торговое судно «Амарелла», идут к Энарии, это твой шанс, – Десир вложил ему в руку маленький звякнувший мешочек. – Теперь мой долг полностью уплачен.

Джонотан, сощурившись после полумрака подземелья, посмотрел вверх: на выцветшем, пылающем жаром небе практически в зените застыло солнце. Чёрная злость словно скрылась от яркого света, уступая место тревоге:

– Нет. Я должен увидеть Агату. Сможешь провести меня в дом Орхана?

Десир отрицательно замотал головой и отступил прочь.

– Я должен её увидеть, – повторил Джонотан на ануарском, преследуя стража и чувствуя, как плещется внутри восстанавливающаяся магия, но ему не хотелось заставлять друга.

– Весь город – словно растревоженный улей, – с трудом перевёл мысленно Джонотан: голос тени, готовой слиться даже с крохотной тенью тканевого навеса у грязной стены дома, прозвучал глухо. А вот следующие слова были ясны как молния, разорвавшая полумрак: —…Все только и говорят о том, что господин наконец выбрал себе первую жену. Обряд уже завтра.

Выбрал жену, значит?!

– Ты поможешь, – вместо убеждений прохрипел Джонотан, сжимая кулаки: он не отдаст Агату, не откажется от неё, как отказался кириос ди Эмери. Он втянул её в это, хоть и не предполагал, что Сезар ди Эмери пораскинет мозгами и решит, что для надёжности сделки с Орханом ему не хватит артефакта и надо присовокупить к договоренности собственную дочь!

И именно он теперь должен Агату из этого вызволить. Они ещё не закончили их спор. Он ещё ни разу по-настоящему не коснулся её губ.

Джонотан мучительно остановил жаркие воспоминания их ночи в её каюте и то, чем едва не закончилось всё, если бы не шторм. Если бы не проклятый Вильхельм!

– Я не влезу