Шрифт:
Закладка:
К концу недели Лита сделала все, что планировала. Она так устала от забот и хлопот, что в выходные решила отдохнуть. Все воскресенье они вместе с Максимом и Владимиром гуляли по Москве: сначала в Александровском саду, а потом у Кремлевской стены по берегу Москвы-реки. Они вернулись домой к вечеру, усталые и счастливые.
Следующим днем был понедельник 19 августа. Лита решила поспать подольше, а потом еще и поваляться в кровати. Она вышла на кухню готовить завтрак только в десять утра и по привычке включила радио. Диктор монотонно читал текст о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП), о введении в отдельных районах СССР, в том числе в Москве, чрезвычайного положения и комендантского часа. Максим включил телевизор, там на всех четырех программах транслировали одно и то же: дикторы зачитывали сообщение о создании ГКЧП, а затем показывали фрагменты классических концертов.
– Какой ужас! – сказала Лита. – Что с нами будет?
– Да, ситуация непонятная и сложная. Последний раз фрагменты классических концертов транслировали в дни траура по Брежневу.
– Я после завтрака хотела пойти за продуктами. Ты побудешь с ребенком?
– Да, конечно, дорогая. Я не планирую никуда ехать: вся моя рабочая группа разъехалась по курортам.
Около половины двенадцатого Лита вышла на улицу Горького104. На главной улице страны от площади имени 50-летия Октября105 до Пушкинской площади стояли танки, много танков. Вокруг московской мэрии на Советской площади106 собралась огромная толпа. Лита прошла мимо танков на другую сторону улицы. И Елисеевский гастроном, и Филипповская булочная работали. Она купила продукты и решила возвращаться домой.
На Советскую площадь со стороны Столешникова переулка въезжали грузовые машины, которые сваливали на мостовую куски арматуры, рельсов и труб. Лита испугалась и поняла, что из всего этого будут сооружать противотанковые заграждения. Толпа организовалась, появились лозунги: «Диктатура не пройдет» и «Солдаты, не стреляйте в своих братьев». Лита подошла к зданию телеграфа и увидела, что у танков, которые стояли в проезде Художественного театра107, башни открыты, а танкисты вышли на перекур. Скромно одетый мужчина явно из интеллигентов подошел к танкистам и протянул им какой-то лист бумаги. Лита подошла к ним ближе и увидела, что это текст обращения Б. Н. Ельцина, в котором переворот был объявлен антиконституционным, а ГКЧП – незаконным. Она обратилась к мужчине и спросила:
– У вас есть еще такое обращение?
– Да, осталось последнее.
– Дайте его мне, я пойду домой и перепечатаю несколько экземпляров, у меня есть бумага и копирка. Вы подождете меня: я через час или два принесу несколько экземпляров?
– Я буду вас ждать у телеграфа, приходите быстрее.
Обеспокоенный Максим ждал ее у двери квартиры.
– Что ты так долго? Купила продукты?
– Да, дорогой. Купила все, что смогла. Есть что-то новое по телевизору?
– Нет, все то же: классическая музыка.
– Я принесла листовку – это обращение Бориса Ельцина. Я обещала ее перепечатать и вернуть.
– Если обещала, то перепечатывай. Отнесем листовки демонстрантам. Но я считаю, что не нужно пока в это вмешиваться.
– Я и не буду. Я только выполню свое обещание.
– Сильные мира сего дерутся, а народ погибнет. Много танков на Горького?
– Да, там и танки, и демонстранты, но пока все было мирно.
– Перепечатывай листовки, и вместе пойдем. Пусть Владимир посидит один.
Было уже четыре часа дня, когда они вышли на улицу. Мужчина терпеливо ждал Литу у телеграфа и очень обрадовался, когда она протянула ему пачку листовок.
– Давайте вместе раздавать их солдатам, – воодушевленно сказал он.
Лита увидела, что Максим поморщился, и ответила:
– У меня дома маленький ребенок, я не смогу вам помочь.
Они пошли вдоль улицы Горького и увидели, что на клумбах Советской площади разбивают палатки и разводят костры. В походных котелках женщины готовили кашу, а мужчины разносили танкистам хлеб и колбасу. Между демонстрантами и танкистами установилось тревожное единение. Немолодые уже женщины в каком-то кураже забирались на танки и целовались с танкистами. Мужчина, который вероятно был их знакомым, все время их фотографировал в разных ракурсах. Наконец, одна из женщин легла возле танка и стала громко просить, чтобы ее сфотографировали.
– Эти люди хотят славы непонятной пробы, – сказал Максим. – Пойдем домой, дорогая, и посмотрим телевизор. Может быть, что-нибудь узнаем.
Вечером показали известную пресс-конференцию членов ГКЧП, потом Бориса Ельцина на танке. Потом стали показывать балет «Лебединое озеро», а к 11 часам вечера трансляцию прекратили. Так как Ленинградская телевизионная программа не работала уже с утра, Максим включил радиоприемник и поймал «Эхо Москвы». Разгоряченный корреспондент рассказывал о том, что на Садовом кольце у Белого дома идет бой и гибнут люди. Он кричал так истерично «про горы трупов», что Лите стало очень страшно и она инстинктивно прижалась поближе к Максиму.
Когда репортер закончил кричать, зазвучал голос Александра Вертинского108, который исполнял знаменитую песню «Мадам уже падают листья». На словах «И осень в смертельном бреду!» трансляция оборвалась и эфир затих. Максим попробовал еще покрутить ручку приемника, но поймать ничего не смог.
– Давай ложиться спать. Утро вечера мудренее.
Когда через день с ГКЧП было покончено, а Борис Ельцин стал победителем, Максим с некоторой грустью сказал: «Не верю я ему, и в слезы его, утираемые черным платком, не верю. Это все борьба за власть, и непонятно, куда нас он приведет!»
Москва, осень 1991 года
В конце сентября в Москву пришел голод. В магазинах совсем не было продуктов. Когда Максим утром уходил на работу, в продуктовом магазине на улице Герцена109 при полном отсутствии чего-то в продаже сидела женщина за кассой и читала книгу. Во второй половине дня он возвращался с кафедры и все было по-прежнему: продуктов не было, а женщина все читала. Их подкармливали в рабочей группе: привезли домой два мешка картофеля и коробку липецких кур. Лита разрезала кур на куски и заморозила, а трех кур она отправила свекрови в Казань.
Рано утром до школьных занятий она металась между магазинами, пытаясь отоварить продуктовые талоны. Ей удалось купить четыре килограмма муки и два литра подсолнечного масла, что она считала большой удачей. Максим достал три десятка яиц
