Шрифт:
Закладка:
Максим переговорил еще с несколькими коллегами, а Лита заторопилась домой к ребенку. По ее просьбе, они ушли с вечера по-английски до его окончания.
Приближался Новый 1992 год. Продуктов в Москве практически не было, и мэр-демократ Гавриил Попов выступил по телевидению с предложением обеспечить всех москвичей новогодним заказом. Заказы развозили по предприятиям и новообразованным муниципалитетам, где их выдавали малоимущим и пенсионерам. Конечно, досталось далеко не всем и заказ был не вполне новогодний, но в условиях голода это был поистине царский подарок от московских властей. Лита получила четыре сумки продуктов по государственным ценам: ей выдали заказ в школе, Максиму – в институте, а на рабочей группе ему выдали сразу два заказа. К Новому году у них было две бутылки шампанского и две бутылки настоящего армянского коньяка, который, как сказали Максиму, был из старых запасов.
Как всегда в новогоднюю ночь они сидели у телевизора и гадали, кто же будет выступать с новогодним поздравлением.
– Горбачев уже не президент СССР, и нашей страны уже больше нет, – сказал Максим. Выступать, наверное, будет Борис Ельцин.
– Да, что же нас ждет? Когда закончится этот голод? Я уже порядком устала, – ответила Лита.
– Не будем унывать, дорогая. Ты сама говоришь, что уныние – это грех. Давай лучше выпьем шампанского и проводим старый год. Для меня это был год надежд, которым не суждено сбыться.
Они выпили, и Лита стала осторожно выведывать у Максима, почему он ведет такие траурные речи.
– Ты понимаешь, дорогая, мы столько работали с этой программой. Мы предлагали китайскую модель развития, а Ельцин выбрал польскую. Они выбрали Международный валютный фонд, Всемирный банк и Министерство финансов США. А эти институты предлагают шоковую терапию.
– Что такое шоковая терапия? – спросила Лита.
Максим налил коньяк в бокал для вина и выпил залпом. Лита очень удивилась и даже испугалась, ведь Максим всегда и везде соблюдал этикет.
– А шоковая терапия – это то, что после празднования уже со 2 января будет либерализация цен, то есть цены будут отпущены в свободное плавание. А наши бывшие союзные республики еще год могут печатать советские рубли. Да и наши новоявленные демократы будут печатать, и начнется неконтролируемая инфляция.
– А продукты в магазинах появятся?
– Да, конечно, продукты будут, но сколько они будут стоить?! И сколько людей умрет с голоду, потому что не смогут их купить?! Конечно, пока я являюсь членом рабочей группы, мы голодать не будем. Но они делают огромную ошибку, эти американцы нам никакие не друзья.
Максим выпил еще бокал коньяка, а Лита побежала на кухню за горячими закусками. «Господи, что с ним случилось? Никогда он не был в таком отчаянии! – встревоженно думала Лита. – Накормлю его и поскорей уложу спать, может быть, к утру он успокоится».
Стрелки часов приближались к полуночи. И тут на экране первого канала с бокалом шампанского появился Михаил Задорнов113 и стал поздравлять вчерашних советских людей с Новым Годом. Он остро шутил, произнося новогоднюю речь в прямом эфире, и не уложился в лимит времени, из-за чего бой курантов прозвучал, когда на часах была одна минута первого.
– До чего мы дожили, – с горечью сказал Максим. – Задорнов, конечно, талант, но он не может и не должен выступать по телевидению в это время. Наверное, Ельцин работает с документами и будет работать с ними еще неделю … запоем.
Лита не знала, что ему ответить.
– Пойдем спать, дорогой. Я так тебя люблю, – сказала она.
Начинался 1992 год.
Москва, 1992 год
Вечером 2 января Лита решила прогуляться и пройтись по магазинам. В гастрономе на улице Горького стали появляться продукты: мяса еще не было, но продавались яйца и мука. Так как яиц в хозяйстве у Литы не было уже два месяца, она решила прицениться. Цены поднялись в три раза: вместо 1 р 30 копеек они стоили 4 рубля. По советским меркам, это было очень дорого, потому что яйца никогда не были в дефиците. Лита вспомнила слова Максима о том, что цены поднимутся очень существенно, и сразу купила три десятка. Затем она купила яблоки по 6 рублей за килограмм вместо 1 р. 50 копеек.
В магазине «Сыр»,114наконец, появились сыр и сливочное масло. Никто уже не спрашивал, какой это сыр и чьего производства сливочное масло – люди просто покупали продукты с уже забытым вкусом по ценам в три или четыре раза выше советских. Лита купила по килограмму сыра и масла и поняла, что у нее закончились деньги. «Я истратила свою зарплату всего за час, нужно будет попросить у Максима или снять деньги с книжки», – подумала она.
Но она заметно повеселела в предвкушении того, что, наконец, испечет сдобный пирог и сделает омлет. «Тут не только моей, а наших двух зарплат на питание не хватит, – продолжала мысленно рассуждать Лита. – Как мы будем жить, когда кончатся деньги? Максим прав, у нас еще есть сбережения, и у него на кафедре большая зарплата. А что будут делать пенсионеры и одинокие люди?»
Когда 5 января Лита пошла опять за покупками, яйца стоили уже шесть рублей, и она была очень горда собой, что так правильно и экономно распорядилась деньгами. Переступая через себя, она купила два килограмма говядины с костями по 12 рублей за килограмм и с горечью подумала о том, что на 24 рубля они раньше питались целую неделю. Когда она вышла из магазина, то увидела пожилую женщину в глубоком трауре, которая держала в руках табличку «Умер муж, помогите!» Весь ее внешний облик указывал на ее интеллигентность. Все отводили глаза от этой несчастной, и Лита тоже прошла мимо. Потом, придя домой, она никак не могла забыть полные горя глаза женщины и решила вернуться. Но ее у магазина уже не было.
Вечером Максим вернулся домой и сказал ей, что зарплату в рабочей группе ему будут выдавать теперь продуктами. Уже через день приехала женщина – спонсор от Биржи технологий и инвестиций— и привезла опять коробку липецких кур и огромную головку сыра. Она деловито зашла на кухню и сказала, что головка сыра полагается на всю рабочую группу и что нужно ее разрезать. Лита не умела разрезать такие большие сырные головы, но женщина достала специальную сырную леску и ловко разделила сыр на несколько частей.
– Вам полагается три килограмма, так что если вам много, то можете продать у магазина. Сыр сейчас в Москве по 14 рублей, – уверенно сказала женщина.