Капитаны начали докладывать, перебивая друг друга, но герцог, не дослушав, влетел внутрь. Осторожно заглянув за занавеску, чтобы никто из венценосцев не увидел его, герцог увидел Аккасту, тихую и бледную, в неверии разглядывавшую Трена, беседовавшего с болезненно желтым Весхельмом, сидевшим рядом с Аккастой.

Скипий, увидев герцога Атийского, растерянно и раздраженно всплеснул руками. Аберфойл Алистер отвел целителя в сторону и прошептал:

— Как Его Величество?

— Тяжело. Но держится. И ему нужен покой.

— Пока Аккаста в лагере, с Трена нельзя спускать глаз.

— Полагаете, государя могут отравить? — встревожено осведомился старый целитель.

— Таков приказ Его Высочества, — был уклончивый ответ. — Пока нет меня, вы сидите с ним рядом. Даже если Аккаста начнет вас выгонять, даже если Его Величество не позволит вам долее с ним находиться!

Скипий понятливо кивнул и вместе с герцогом пришел к Трену. Государь встретил герцога успокоенной улыбкой, а когда в шатер ворвался его сын, тот и вовсе оживился. Дарон поклонился сначала отцу, после остальным владыкам.

— Что ж отца-то не уберег? — поприветствовала наследника карнеоласского престола акидийка.

— Аккаста, — тихо, с укоризной проговорил Трен и утомленно закрыл глаза.

Дарон сжал руку отца и сказал, обращаясь к Весхельму, Аккасте, герцогу:

— Отцу нужен отдых.

— Полагаю, нам лучше уйти, — со вздохом произнес Весхельм. — Поскорее вставай на ноги, Трен. Мы все молимся за тебя. А я еще зайду вечером.

Государь Карнеоласа кивнул, они пожали друг другу руки, и государь Нодрима вышел на улицу.

— Я останусь, — будто ни в чем не бывало заявила Аккаста, с места не двигаясь.

В шатре воцарилась тишина. Дарон и Аберфойл Алистер хмуро переглянулись, Скипий лишь развел руками, а Трен спокойно, устало взглянул на королеву и тихо вымолвил:

— Иди, Аккаста. Сейчас я буду спать.

— А я буду охранять твой сон, — прошептала та, и Дарон мысленно обрадовался тому, что Весхельм не слышал этого.

— Я отпускаю тебя, Аккаста, — строже, холоднее произнес Трен и тяжело вздохнул. — Желаешь ли ты, чтобы я помер от натуги, тебя уговаривая?

Королева молча улыбнулась, поцеловала руку Трена, его губы и, что-то прошептав ему, вышла из шатра.

Скипий молча скрылся за занавесью, Дарон и герцог Атийский глядели на государя, будто громом пораженные.

— Ну что вы глядите на меня? — тяжко проворчал Трен, буравя сердитым взором сына и герцога. — Да что вы встали истуканами? Аберфойл, прикажи следить за каждым ее шагом!

Переглянувшись с Дароном, герцог поклонился и исчез.

— А ты займись делами Карнеоласа! — воскликнул Трен, не глядя на сына. — Не позволяешь мне, так сам делай!

Кронпринц растеряно кивнул и, пробормотав «Отдыхай, отец», отправился к своему шатру.

«Да что она себе позволяет? — озлоблено думал тот. — Я переломаю хребет этому государству, я загоню его обратно в яму, кем бы не была тетка Альварии!»

О невесте своей он вспоминал не чаще одного раза в день и то на несколько мгновений. Вспоминал как о деле, неотвратимо приближавшемся, неприятном, которое постоянно откладывают напоследок, но с которым необходимо было разобраться. Она часто писала ему письма, как и было положено верной невесте. Писала много и проникновенно, подробно рассказывала о своей жизни при дворе. Развлечения были отменены, все придворные с нетерпением ожидали новостей с поля боя и не переставали молиться Господу за победу. Она просила жениха поскорее вернуться к ней, чтобы они могли сыграть свадьбу. Дарон отвечал ей вежливо, но никогда не удосуживался внести в свое письмо сколько-нибудь тепла и радушия. Письма его были холодны и равнодушны. Он не любил Акидии, не любил Аккасты и всего, что с нею связано. Альвария же казалась ему ребенком, насильно оторванным от отцовской штанины да маминой юбки.

Войдя в прохладную тишь своего шатра, он зажег несколько свечей и занялся корреспонденцией, внимательно изучая каждое письмо, особенно от Лирна Карна. По обыкновению своему государь Трен государственными делами занимался в обществе либо Аберфойла Алистера, либо Жозела Капуи и других ближайших советников, Дарон же, никого не оповещая, углубился в работу в одиночестве.

— Ваше Высочество! — через некоторое время в шатер вошел стражник. — Ее Величество королева Аккаста желает видеть вас…

Дарон спрятал важнейшие документы и кивнул.

— Более свирепой Личной Гвардии я не видывала никогда, даже у государя Трена, — спокойно промолвила Аккаста, вплывая внутрь с необычайно прямой спиною, высоко держа голову. — Они не желали пускать меня, королеву…

— Прошу простить их, Ваше Величество, — любезно отвечал Дарон, поднявшись, поклонившись и указав ей на стул рядом с его столом. — Они преданы, посему тотчас звереют, едва ко мне приближается кто угодно, кроме отца. Чем обязан, Ваше Величество? Не разделите ли со мною трапезу?..

— Благодарю, Ваше Высочество, — улыбнулась та, без обиняков сев на указанный им стул, — я не задержу вас. Полагаю, у вас много дел. Я лишь пришла посоветовать вам или просить вас, как угодно, вернуть отца вашего Карнеоласу. Там он будет подвергаться меньшей опасности, там может он выздороветь. Там, в одной из своих загородных резиденций, в тишине и покое, будет он набираться сил. Воздух Кунабулы может обернуться для всех нас трагедией.

Дарон вежливо выслушал королеву, внимательно глядя в ее погасшие агатовые глаза, после тихо справился:

— Благодарю вас, Ваше Величество, за заботу, но какова ваша в этом заинтересованность?

— Я люблю вашего отца, Ваше Высочество.

Дарон сделал вид, что удивился, но не смог скрыть недоверия и куда более яркого отвращения, сверкнувшего на его выразительном лице. Он ощутил, как яростно кровь бросилась ему в лицо, как набатом застучали его виски.

«Уж лучше я женюсь на ней сам и при этом тотчас откажусь от трона, нежели государь Карнеоласа возьмет в жены главную змею Акидии».

— Я тронут вашим признанием, Ваше Величество, но отец велит меня казнить, если я отправлю его в Карнеолас, — отвечал Дарон.

— Я попрошу его не делать этого, — бледно усмехнулась Аккаста.

— Ваше влияние на него уже столь велико? Не желаете ли вы сказать, что и он любит вас?

— Что означает ваше недоверие, Ваше Высочество? — с достоинством осведомилась королева.

— Если я еще раз услышу о том, что вы желаете женить на себе моего отца, я разорву помолвку с вашей племянницей.

Аккаста застыла. Выражение лица ее нисколько не изменилось, но она оторопело смотрела на него, долго не говоря ни слова.

— Что ж, — усмехнулась королева. — Эти своенравные новички всегда непредсказуемы!

Кронпринц промолчал.

— Дарон, — тихо произнесла Аккаста, погасив ядовитый огонь своих хитрых улыбок, серьезно взглянув на него; тон ее был