Демоны Кунабулы.

Одним прыжком они преодолевали расстояние в несколько метров. Низко пригибаясь к земле, они рыли землю крепкими, будто кремень, когтями. Они вселяли умопомрачительный ужас в растерянных людей. Они, будто голодные медведи, бродили по улицам, лениво отмахиваясь от солдат и тотчас подоспевшей мирославской конницы.

Саардцы, никогда не видевшие демонов и никогда не верившие в Бога, вдруг начали осенять себя крестным знаменем. Демоны, бесхвостые и с хвостами, одноглавые и двуглавые, маленькие и огромные, рычали и убивали лишь тогда, когда люди сами лезли к ним. Они, к верху задрав свои черные златоглазые головы, обнюхивали воздух и скулили, подобно волкам, подобно заблудшим душам.

Где-то мелькнул Мирослав со своим немногочисленным войском. Цере вгрызся в врагов неугомонным смертоносным вихрем, играючи крутя алебардою, с шутливой легкостью отделяя кунабульцам головы. Гаральда не было видно.

«Рано иль поздно демоны перебьют всех, — в ужасе подумала Акме. — Если не выйду я… Мирослав — моя помеха на пути к свободе. Цере и Цесперий спасли мне жизнь, несмотря на то, что они служат этому вздорному убийце. Но остальные… Что сделали мне женщины и дети? Чем заслужили они подобный конец?»

В толпе мирославского войска мелькнул Сатаро. Лицо его перекосилось от гнева, зубы были крепко стиснуты. Он сноровисто орудовал длинным мечом с широким клинком, вгонял его во врага по самую рукоять и без труда вынимал. Несмотря на свой огромный рост и широту плеч, он был ловок и брал одной своей недюжинной силою.

Акме уже бежала к входной двери.

— Что ты хочешь сделать? — возопила Каталина. — Пригласить их на обед?!

— Нет-нет… — запротестовала маленькая Августа. — Госпожа, она спасёт всех вас.

— Как же? — презрительно фыркнула та. — Она испугает их так же, как испугала Мирослава? Мирослав трус, эти же вообще не вынашивают страхов!.. Они же не люди!..

— Каталина, отойди, — рыкнула Акме.

Рядом с Мирославом мелькнул Гаральд, вгоняющий в монстров меч.

Акме вышла из дома, глубоко вздохнула, закрыла глаза и наполнилась негодованием. Крики испуганных и умирающих рвали ее душу, и разрушительная волна начала затапливать ее.

«Аштариат, — беззвучно шептала она, шевеля губами. — Не оставь в беде этих людей. Помоги же мне».

Огонь пульсирующей волной накрыл Акме. Безудержные потоки хлынули ей в голову, ей почудилось, как жжёт горло.

«Аштариат! Аштариат! Аштариат!»

Взрыв. Будто лазуритовая сила моря и ослепительно белый огонь сплелись воедино и с гулом вырвались из рук Акме. Не слыша ошеломлённых возгласов женщин, ни тонких вскриков Августы, Акме понеслась на поле боя, шагая твёрдо, бесстрашно, безрассудно, прислушиваясь к крикам, высматривая жертву.

— Вернись в дом, полоумная! — услышала она глубокий голос Цесперия в стороне.

— Акме! — закричал Сатаро.

Гаральд, Цере, Мирослав, прокладывая себе дорогу, рванулись к ней, но она, увидев демона, скачущего к ней на всех порах, отвела руку назад, призвала к себе силу ветра, неудержимо вспыхнула всей своей мощью, резко повернулась на месте и сделала молниеносный выпад.

Ослепительный свет белокрылой птицей накинулся на врага, слился с ним воедино и тотчас сжег.

— Первый готов, — с нечеловеческой усмешкой выдохнула она, не видя людей, видя только демонов.

Единственным взмахом руки своей она не позволила никому из мирославского приближения подойти к ней.

— Не путайтесь под ногами! — сожжённым рокочущим голосом прокричала она и неторопливо направилась дальше, сжимая кулаки.

Вновь взмахнув рукою, она ударила землю своим светящимся молотом, и огонь, содрав травяной покров, сжёг второго.

«Ты способна на большее», — пронёся в голове её знакомый голос, и Акме, разведя руками, будто из недр существа своего, в бой отправила светящуюся стену, настигшую пятерых неумолимой волной.

Не осталось ни усталости, ни былой боли. Она выплёскивала всю злобу и ненависть, и чувствовала, что сил становилось больше. А запах горелой плоти подстёгивал.

Вновь она хлестнула землю плетью своего огня, и он стаей волков накинулся на демонов. Поймав пламя за хвост, девушка покрутила им, будто кистенём, развернулась, будто в боевом танце, и одним резким выпадом разлила его вокруг себя неумолимой стеной.

Кружась в вихрях древнего огня, Акме Рин сжигала любого врага на пути. Мирославцы лишь растерянно и зачарованно наблюдали со стороны за свершавшимся чудом, а Акме самозабвенно совершала свой суд.

— Дьяволица… — доносился до Мирослава шёпот приближенных.

— Вот это оружие…

— Да она ведьма!

— Сжечь её, повелитель, к чертям! Она и нас всех может переубивать подобным образом!..

«Но меня же она не убила и даже не покалечила», — подумалось ему, ошеломлённо и восхищённо наблюдавшему за девушкой, красивое лицо которой изуродовало звериное выражение ненависти и жажды уничтожения.

Мирослав поглядел на Гаральда. Он стоял, тяжело дыша, заворожено глядя на свою невесту. В его глазах не было ужаса, лишь напряжение — он готовился помочь ей в любую минуту. В его глазах не было восхищения. Лишь жажда уберечь её от любой беды. Он не впервые видит этот огонь, он всё про неё знает.

Акме сгорбленно застыла, высматривая новую жертву, когда сама жертва подкралась к ней со спины. Распущенные черные волосы её были всклокочены, пальцы судорожно скрючены, глаза, когда-то черные, сияли мёртвым всепоглощающим огнём небесной лазури.

— Сзади! — воскликнул Цесперий.

Акме обернулась и щитом выкинула бледную руку вперёд. Она не послала к демону ни искорки, но тот остановился.

Чёрный, с взъерошенной, смоченной в янтарной жидкости, шерстью, больше медведя, рогатый демон застыл перед хрупкой рукой, будто наткнулся на непробиваемую стену. Жёлтые глаза его потемнели, из пасти ручьём полился приглушенный стон, словно о помощи и милосердии молящий. Человеческий стон, запертый в нечестивой дьявольской плоти.

Внезапно демон согнул массивные лапы свои, будто поклонился ей, да и застыл в столь покорном положении.

Акме, охваченная своей стихийной агонией, выдохнула, чувствуя, как горло покрывается волдырями от сухости и жажды:

— Милости просишь, проклятая ты тварь?

Демон не поднимал головы. Он скулил, а из янтарных глаз его с вертикальными зрачками полилась прозрачная жидкость, похожая на слёзы. И он заскулил, трогательно, жалобно, с мучительным отчаянием, будто побитый щенок.

Мирославцы и люди, начавшие настороженно покидать свои дома, изумлённо зашептались, наблюдая, как демон преклоняется перед невысокой хрупкой девушкой с вытянутой вперёд рукой, в которой сосредоточились всё спасение и вся смерть.

Демон скулил все жалобнее и громче, будто молил о пощаде. Наконец, он согнул все свои лапы и заёрзал по земле своим отравленным животом.

Акме улыбнулась. И улыбка эта покоробила тех, кто увидел её. В ней не осталось ничего человеческого. То была ненависть воплоти.

И свет сжёг демона за несколько секунд.

Заметив троих, подбирающихся к ней